Андрей Архипов: Ник Испанец

— Так че, Блюхер? Нас все знают, мы не людоеды. С двух стволов Поноса, рублеными гвоздями. Пяти минут не прожил, кровища как из фонтана. Прикопали его там, могу показать место.

— Все как в те разы. Два ствола, дуплет, дикая кровопотеря, ему и Склиф не помог бы. Но, бля, почему Понос? Кому он нахрен помешал, придурок?

— Слышь, Блюхер. Он нас там всех перемолотить мог не напрягаясь. Просто патроны менял бы не спеша и стрелял. Мы, это, в шок маленько впали.

— Да если бы он подождал в кустах часик, вас бы, чмошников хоть за уши бери и к стенке приколачивай. Водяры сколько было? Литра три небось, а?

Сергеич мрачно кивнул. Прифартило им в тот день с водкой, ничего не скажешь.

Тут подал голос пришедший на стрелу вместе с шефом Вадик:

— А может за собак его? Он их кончил не меньше, чем водки выжрал. И в тот день сербернара у тетки из ошейника выдернул, та визжала как свинья недорезанная.

— Остальных тоже за собак? Глисту, Пал Семеныча, Талиба, Иполлита? Из всех них псину только вы, придурки, жрете. Блин, и на скинхедов не похоже, те совсем по другому работают. Фиг бы хоть один из вас ушел от той публики.

— Слышь, Блюхер, а ментов привлечь, не? Всем сообществом скинемся, лишь бы спать спокойно, как раньше. А то народ уже в другие города лыжи точит. Мы бы тоже уехали, но сам знаешь, схвачено все местными, трудно будет.

— Вот ты, Сергеич, вроде авторитетный бродяга, мозги еще не пропил, а такую дурь гонишь. Вот почему ты, именно ты на очко присел? Если бы кто то, с вашей троицы ему еще нужен был, сейчас рядом с Поносом лежал бы. Скажи не так?

— Сергеич мотнул седой гривой.

— Расслабьте булки ребята и валите в свой балаган. Ваш коллектив свою дань отдал. Другим теперь беречься надо. Не, ну точно маньячина какой то. Одно понять не могу, почему именно Понос? Придурок же безобидный. Я бы, например, Хоттаба грохнул.

Блюхер оскалил золотые зубы.

— В нем весу больше и вообще. Сам то, что скажешь? Ты, вроде, этого Поноса приволок в семью.

Хоттабыч нервно заерзал и натянуто улыбнулся.

— Понос не придурок. Отвечаю.

Воцарилась немая сцена, все уставились на говорившего.

— Обоснуй.

Это веско подал голос мощный, с бычьей шеей Сеня, правая и обычно молчаливая рука Блюхера, что — то вроде советника и личной охраны.

Сергеич достал из кармана газету и подал ее Сене. Газета была на английском языке.

— Он читал ее. Точно читал, мы видели, шевелил губами. Не обратили внимания, но когда хоронили, прошманали барахло его. И вот еще что.

В руку Сене лег миниатюрный пистолет Глок 26.

— У него сзади, за ремнем, в кобуре был.

— Ни хрена себе, вот вам и Понос. Который совсем не Понос. Это вы, все трое Поносы, ничему вас жизнь не учит. Хорошо хоть пушку не закрысили, ума хватило показать.

Блюхер выглядел таким ошарашенным, что если бы в ладонь Сене легла еще и ФСБешная корочка с фоткой покойного, он бы не удивился.

— Все, братва, разбежались. Вы трое — не теряйтесь. Надо обкумекать всю эту ботву.

Андрей Николаевич Тимошенко, он же Тимоха, к своему сорокалетнему рубежу, подошел бравым молодцем, с очень спортивной фигурой без капли лишнего веса, что вовсе не удивительно. Всю свою жизнь он посвятил спорту, точнее единоборствам. Начал с лыж и бокса, закончил тренером по техвондо у пацанов — малолеток. Обладал обостренном чувством справедливости, категорически не переносил понтов и высокомерия, но совсем не богатырская внешность и привычка себя не выпячивать, часто создавала у оппонента опасную иллюзию превосходства. Дело в том, что когда в споре окончательно заканчивались аргументы, иногда следовало самоуверенное предложение выйти на улицу и окончательно подвести итог дискуссии. А ведь были такие придурки, соглашались, и получалось очень обидно. Приходилось в корне пересматривать мнение не только на личные боевые качества, но и вообще на общий порядок вещей в этой жизни.

Не смотря на свои скромные 65 кг. живого веса, сбить Тимоху с копыт нормальному человеку было практически не реально. Так же не реально закончить бой, в приемлемые для тяжеловеса 3–5 минут. Он уворачивался, ускользал, наносил много ударов по болевым точкам, просто растягивал удовольствие и смаковал соперника как конфету, пока оппонент не падал в изнеможении. Ради редких, но незабываемых минут триумфа, он готов был часами изнурять тело тренировками и биться в спаррингах сразу с двумя противниками. Самых, с его точки зрения, достойных, ожидала на финише обязательная лекция с перечислением их ошибок и обоснования заслуженной кары. Но, надо отдать должное, до подобного доходило редко, подобной чести удостаивались только наиболее достойные и упертые в своих заблуждениях экземпляры.