Герберт Уэллс - Цветение необыкновенной орхидеи

Он приехал с покупкой! Редко случалось, чтобы он сразу решался, но на этот раз решился сразу и купил.

- Это Ванды, - перебирал он купленные орхидеи, - вот это Дендробиум, а здесь - несколько видов Палеонофиса.

Пока ел суп, он с нежностью посматривал на свои покупки. Растения были разложены перед ним на белоснежной скатерти, Уэддерберн медленно ел и всё рассказывал и рассказывал о них экономке. У него давно вошло в привычку по вечерам заново переживать вместе с ней, к их обоюдному удовольствию, свои поездки в Лондон.

- Я же знал, что сегодня со мной что-нибудь да случится. Вот я и купил всё это! Уверен, что некоторые из них, понимаете, хоть некоторые, должны оказаться замечательными. Не знаю - почему, но я просто уверен. Так уверен, будто кто-то мне обещал.

- Вот этот, - указал он на сморщенный клубень - точно не установлено, какой. Может быть, Палеонофис, а может быть, и нет. Вдруг это новый вид орхидеи, даже какой-нибудь новый род! Это последняя орхидея из тех, которые собрал бедняга Бэттен.

- Не нравится она мне, - заявила экономка. - Уж очень безобразная форма у этого клубня!

- По-моему, он просто без всякой формы.

- Как противно торчат вот эти штуки, - твердила она.

- Ничего, завтра упрячу их в горшок.

- Точно паук, который притворился мертвым, - сказала экономка.

Уэддерберн улыбнулся и, чуть наклонив голову набок, снова оглядел сморщенный клубень:

- Он, конечно, некрасив, этот жалкий комочек, но нельзя о таких растениях судить, пока они в сухом состоянии. Из каждого может выйти очень, очень красивая орхидея. Завтра у меня будет много дела! С вечера я всё обдумаю, а завтра уж примусь высаживать.

- Бедняга Бэттен! Его нашли не то мертвым, не то умирающим в мангровом болоте, - продолжал он через некоторое время, - а под ним одну из этих самых орхидей, раздавленную его телом. До этого он несколько дней болел какой-то местной лихорадкой. Кажется, даже был без сознания. Эти тропические болота такие страшные... Говорят, всю кровь до последней капли из него высосали пиявки в джунглях!.. Кто знает, может быть, именно этот цветок и стоил ему жизни.

- Цветку, по-моему, это ценности не прибавляет!

- Жена пусть слезы льет, обязан муж трудиться, - глубокомысленно заметил Уэддерберн.

- Подумать только, умирать и таких условиях, в мерзком болоте! Болеть лихорадкой, а кроме хлородина да хинина и принять нечего. Предоставьте мужчин самим себе, они и будут жить только хлородином и хинином. А вокруг ни души, кроме противных туземцев! Говорят, андаманские островитяне - самые ужасные дикари, и уж во всяком случае ухаживать за больными они не умеют кто же их там обучит как следует? И для чего жизнью жертвовать? Чтобы у людей в Англии были орхидеи!

- Что и говорить! Приятного в этом мало, но есть люди, которым такие приключения, кажется, нравятся, - сказал Уэддерберн. - Как бы то ни было, туземцы в его партии были достаточно цивилизованными, чтобы сохранить коллекцию, пока не вернулся его коллега-орнитолог из внутренних районов острова. Правда, они не разобрались в разновидностях орхидей и к тому же дали им завянуть. Хотя, знаете, от этого цветы мне кажутся лишь интереснее...

- Не интереснее, а отвратительнее. Я бы боялась, ведь на них, может быть, сидит лихорадка. Представить себе только: на этих уродах лежало мертвое тело... Я об этом раньше не подумала. Как хотите: мне кусок в горло не лезет!

- Хорошо, я уберу их со стола и положу на подоконник. Мне их там будет не хуже видно.

Несколько дней Уэддерберн почти не выходил из своей жаркой и влажной теплицы: всё возился с древесным углем, кусками тикового дерева, мохом и другими тайнами, известными любителям орхидей. Он считал, что для него настало замечательное, полное неожиданностей время. По вечерам, в кругу друзей, он не уставал рассказывать об орхидеях, снова и снова повторяя, что ждет от них чего-то необычайного.

Несмотря на тщательный уход, несколько орхидей из вида Ванда и Дендробиум, погибли, но странная орхидея вскоре начала проявлять признаки жизни. Уэддерберн был в восторге. Как только он заметил, что орхидея оживает, он сразу позвал экономку, которая варила варенье.

- Вот это почка, - объяснял он. - Вот здесь скоро появится множество листьев. А эти штучки, которые пробиваются тут наружу, - воздушные корни.

- Они мне напоминают растопыренные белые пальцы, торчащие из бурого комка. Не нравятся они мне! - сказала экономка.

- Но почему?

- Не знаю. У них такой вид, точно хотят меня схватить. Нравится так нравится, противно так противно, - ничего с этим не могу поделать!