Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник)

– Второй, огонь!

Еще одна пошла, птичка наша.

Перископ он убирать не стал. Охотник – не эсминец, не тот враг, чтобы его бояться до икоты.

10 секунд прошло. 20 секунд прошло. 30 секунд прошло… Нет взрыва! Смотри-ка. жирный-то отворачивает… Положительно, след от торпеды заметил. Не надо было ему замечать. Надо было ему честно тонуть. Что за игры?! Может, теперь еще в догонялки?

– Срочное всплытие!

Замполит смотрит на Шутихина, и в глазах у него стоит то ли слово «перегиб», то ли фраза «головокружение от успехов», в общем, что-то в духе сельского райкома. Оттуда ведь человек на флот пришел…

По большому счету – да, перегиб. Он лезет на рожон, правду сказать. Но замполит молчит, и правильно делает: это до войны были перегибы, а на войне вместо перегибов – сплошное выполнение воинского долга, преодолевая трудности и лишения.

И есть у него, Шутихина, хороший тайный козырь, дающий, надо думать, перевес.

– Орудийный расчет, первыми – наверх! А ну-ка пулей, пингвины!

Вот и его козырь – рыхлый серолицый диабетик и гениальный комендор старшина 1-й статьи Птахин. Громко сопя, лезет к люку, ведущему на мостик. Говорит, до войны был жирдяем… На войне толстых нет.

– Живее шевелить мослами! Похоронная, м-мать, команда!

У Шутихина против немецкого охотника своя 100-миллиметровка. Стоит перед боевой рубкой. Красотка. Против нее немецкая дура тощее… Но тут не калибр важен. Положительно, не в калибре дело. А дело в старшине Птахине. Давай, голубчик, не подведи.

За орудийным расчетом лезет наверх сам Шутихин, а за ним старпом и двое матросов-сигнальщиков. Ребята Птахина живо становятся к Красотке.

– Огонь без команды, при первой возможности!

Уходит немецкий транспорт, уходит, собака, из-под носа, и что-то еще тявкает из своих двух мелкокалиберок. Снаряды, правда, ложатся аж метрах в пятистах от лодки, ну да чего ждать от транспортников? Моряки второй сорт…

А вот охотник прет на подводную лодку прямехонько, набирает ход. И тоже лает из своей… чего там? 88-миллиметровки? Положительно, из нее. Притом лает не в пример транспортникам ловчее. Прямой наводкой и в аккурат рядышком снаряды кладет… Ага, еще и из пулемета бьет, есть у него, стало быть, исправный пулемет.

Тем временем второй орудийный расчет встает к сорокапятке, что сзади мостика. Ну, от нее хорошего дела не дождешься – клинить стала Малютка после того, как родная «эска» месяц назад попала под дождик из глубинных бомб…

Ага, рявкнула птахинская сотка. Хорошо, быстро, только пока мимо. Сзади зататакала сорокапятка, и… заткнулась на пятом или шестом выстреле. Все. Сдохла. Положительно.

А немецкий охотник летит во весь опор. И самое страшное его оружие, как говорится, расчехлено и боеготово. А именно – острый форштевень, которым охотник вот-вот въедет подлодке в скулу. И тогда, после тарана – конец «эске», никакая сила ее не спасет. Ни Бог, ни Ленин, ни герой.

– Право руля!

Шутихин поворачивал лодку носом к врагу, так, чтобы охотнику труднее было целиться. Жаль, море тихое, ни малой ряби на нем нет, так что волна курс охотнику точно не собьет. Давай, Птахин, давай, родненький! На тебя одна надежда!

Рядом коротко вякнул Филька Ситников – молодой матрос, вчерашний юнга, взятый на мостик сигнальщиком. Второй сигнальщик, Георгадзе, лежит навзничь, из груди кровь хлещет. Пристрелялся немецкий пулеметчик…

Ситников кричит:

– Ничего! Товарищ капитан третьего ранга, ерунда, маненько в плечо зацепило… Ничего, товарищ капитан, я стоять могу…

И тут прямо по курсу железный зверь рыкнул протяжно. Шутихин поднял бинокль. Есть! Врезал Птахин! Ну, молодец!

Тяжелый стомиллиметровый снаряд, взрыв которого на суше танки переворачивает, въехал в маленькую надстройку охотника и размазал ее, как масло по хлебу.

Немец – мужчина серьезный. Врезали ему так, что другой бы отвернул, но фашист прет дальше, и уж очень он близко. Крепок, зараза. И ведь, гад, даже огня не прекратил. Заткнулся бы уже, положительно!

Пули барабанят по звонкому металлу «эски». Р-рах! Вражеский снаряд рванул в десяти метрах от мостика. Старпом падает, как подкошенный. Матрос Деев из расчета сорокапятки воет, зажимая рану в бедре.

Вспышка! Огненный цветок распускается на левом борту охотника. Немец на полном ходу зарывается носом в волну. Бег его, гибельный и неотвратимый, останавливается. Готов, страшилка. Сейчас в потрохах у него ад.

Птахин кладет в немца еще один снаряд, еще и еще.