Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством

У меня слезы на глаза наворачивались, когда мы ее пели.

Второй куплет я забыл.

То, что случилось, когда часы пробили двенадцать в ту последнюю ночь двадцатого века, теперь стало историей. Изустной, то есть, историей. Потому что никакой другой нету. Изустная история, рассказы у камелька, причем все разные.

Это как с убийством Кеннеди: все помнят, где они были в ту ночь, когда погас свет.

Потому что для большинства из нас он больше никогда не зажегся.

Говорят, где тонко, там и рвется. Это мы проходим в начальной школе. И это правда – возьмите любую цепочку. А что тогда сказать про то, как рвались цепочки технологические? Все системы были звеньями одной цепи. Все эти компьютерные сети, как они обменивались данными, скармливая их друг другу.

Весь 1999 год британское правительство смело глядело в будущее. По его словам выходило, что затронуто будет не более одного процента всех систем. Всего-навсего один процент. Не о чем беспокоиться.

Так значит, всего одно звено из ста.

А разве это не значит, что цепочка все равно порвется?

В результате, конечно же, их прогноз оказался ни к черту не годным. Агенты Тайного Правительства работали очень тщательно.

Отказало примерно сорок процентов всех жизненно важных систем.

Отказало все.

Все.

Светофоров: нет.

Диспетчерских служб в аэропортах: нет.

Диспетчерских служб на железных дорогах: нет.

Связи: нет.

Банков: нет.

Больниц: нет.

И не будет. Потому что нет электричества.

Единой Энергетической системы: нет.

А военные компьютеры? Радарные системы? Системы слежения за запуском ракет? Системы слежения за запуском противоракетных ракет? Они тоже отказали?

Отказали, конечно.

В Англии отключилось все. В России было по-другому. Тайное Правительство Россией не занималось. Там было столько безнадежно изношенных систем, что Россия пала бы сама, без особой «помощи».

К сожалению (видимо, этого никто не предвидел), неожиданное отключение электричество в России оказало на часть российского ядерного арсенала то же действие, что и на взрывчатку Т.С. Давстона.

Взлетело всего пять ракет. Что, безусловно, было неплохо. Потому что остальные 13.055 остались в шахтах. Но уж когда взлетели эти пять, делать было нечего. Обратно их не вернешь. И даже не позвонишь, чтобы предупредить, что они взлетели, и что мы жутко извиняемся, и что это чистая случайность, и в этом нет ничего личного.

Запад не мог сделать ничего, чтобы остановить их.

Запад даже не знал, что они летят или откуда они летят.

Запад лишился своей энергии. Большая его часть была поглощена тьмой: новогодние песенки оборвались на полуслове, народ бросился искать свечи и прикидывал, на какие именно гадости хватит времени, пока не включат свет, и практически все были пьяны в стельку.

А пять ракет летели вперед.

Они упали как придется.

Та, что была нацелена на центр Лондона, нанесла удар по Пянджу. Мне говорили, что это было очень красивое место. Сейчас у меня нет желания туда съездить.

Другая свалилась на Дублин. И это просто нечестно. Потому что, сами подумайте, ну на кого когда-нибудь нападали ирландцы? Если отдельно от англичан? Да ни на кого.

Париж схлопотал свое. Ну и черт с ним.

Та, что долетела до Америки, рухнула в Великий Каньон, не вызвав ни потерь среди местного населения, ни особенных разрушений. А это что – честно, по-вашему?

А последняя упала на Брайтон. Брайтон! Ну почему Брайтон? Почему не Швейцария, не Голландия, не Бельгия? Германия, наконец?

Две – на Англию, и одна из них – на Брайтон. Это нечестно. Просто нечестно.

Особенно если вспомнить, что Брэмфилд всего в пятнадцати километрах к северу от Брайтона.

Но пятнадцать километров – это все-таки кое-что. К тому же на этих пятнадцати километров расположились холмы Южного Даунса.

Так что в пятнадцати километрах от эпицентра нас только слегка поджарило и снесло нам пару-другую домов. Пятнадцать километров от эпицентра – это фигня.

Помнится, мы как раз допивали то ли по восьмой, то ли по девятой двойной, когда до нас дошла ударная волна. Норман еще опять спросил, что это за смешной звучок. И еще мне помнится, как южная стена паба двинулась навстречу северной стене. А еще: как я сказал Норманну, что нам, пожалуй, лучше опять делать ноги. И, помнится мне, он согласился.

И мы сделали ноги и снова выжили.