В Храмов - Сегодня - позавчера_3

- А вот и матушка! Встречать вышла.

- Ну, так поехали, чего ждать!

С этим вышла заминка. Все, кто мог управлять этим пипелацем, были недееспособны. А дееспособные - не смогли. Лейтенант тыркался, мыкался, наконец, завел заокеанский бронесарай, который потом дёргался, глох.

Только через час мы неспешно покатили на одной передаче. Лейтенант ругался витеевато, но не матерно - "твою пробирку в автоклав на третий режим выжимки!" - и не желал даже пытаться переключить на повышение. Я не выдержал и добавил каноническое:

- Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!

Но, это мне - смешно. А остальным - просто фраза, не несущая привычного мне шлейфа смысловой нагрузки.

Матушка Прохора, Дарья Алексеевна, оказалась очень отчаянной и ловкой амазонкой - не побоялась и смогла на ходу забраться в наш пипелац, сразу молча стала всех осматривать и ощупывать. А я осматривал её, жалея, что не могу ощупать. А что? Откуда мне было знать, что мама у Прохора такая сказочная красавица? Как в русских сказках принято - правильные черты загорелого лица, пронзительно-чистые глаза-изумруды, толстенный канат русой косы свесился через плечо, выцветшая на солнце прядь на лбу, выпавшая из-под платка. Чёрные, не выгоревшие, брови и ресницы, длинные, как опахала. Круть невероятнейшая! И, о да, два высоких кургана, поднимающие сарафан на груди! Блин! Да что со мной?

- Что с тобой? - спросила она меня, накрывая мне лоб ладонью. Совсем не сказочной, крестьянской, сухой и крепкой.

- Давненько я не ощущал подобной красоты!

Она улыбнулась мне. И как она может быть матерью такого лося, как Прохор? Она же совсем молода!

- Всё, воин, отдыхай! Всё худшее уже позади. - сказала она мне.

Я хотел ей возразить, хотел ещё попялиться, совсем по-ребячьи, на неё, но глаза мои сами закрылись, а сознание стало тонуть в облаке сна.

- Проснись, воин, проснись!

Опять этот мелодичный, ласковый голос. Нет! Какой - проснись? Я во сне такую красавицу видел! Как из сказки. Дарья-Искусница. А почему - Искусница? В каком смысле? Она мастерица в ремесле или вызывать искушение?

Снова этот мелодичный смех. Вот бы его на рингтон телефона поставить или на будильник.

- И в том, и в том мастерица, - меж тем ответил ласковый голос.

Я открыл глаза. А сон - не кончился. Обернулся кошмаром - хуже не придумаешь. И красота неописуемая передо мной вырезом сарафана наклонилась, а я от шеи парализован - ПРИКИНЬ?! Как там говорил Кузя: "Потеря потерь?" Вот уж точно! Видит око, да зуб не ймёт.

- Раз душа трепещет - значит жива. А душа жива - тело оживёт! - заявила мне Дарья, и поцеловала меня в лоб. В лоб! Как ребёнка!

Она опять рассмеялась.

- Просыпайся. Сил наберись. Буду тебя править. Это больно. И весьма. Но, ты мне нужен в ясной памяти.

Я вздохнул:

- И снова в бой? Покой нам только сниться. Вся моя жизнь - боль. Потерплю. Твоя красота даёт мне силу. Что ж Прохор молчал, что у него мамой такая прелестница?

- Ты не спрашивал, - пробасил голос Прохора сбоку, а потом обратился к матери: - Готово.

- Бери его, сынок, неси в жар.

Прохор поднял меня на руки, как ребёнка, будто и не было во мне 180 см, с лишком, роста и веса, близкого к центнеру. Так же легко понёс. А я напрасно старался глазами поймать силуэт его матери.

Прохор вынес меня на улицу, точнее во двор, заполненный полузабытыми звуками и запахами деревни. Я глубоко втянул носом воздух.

- Хорошо-то как! Как в детстве.

- Так ты тоже деревенский, командир? - удивился Прохор.

- Деревенский, Прохор, деревенский. Давно это было. Несколько жизней назад.

Он меня занёс в помещение предбанника, положил на лавку, стал раздевать.

- Понятно. Чистота - залог здоровья. - Ляпнул я. - В здоровом теле - здоровый дух.

- Да, дух. Душа у тебя болит, командир. А душу я не умею лечить.

- Никто не умеет, - ответил я ему, - Спасение утопающих - дело рук самих утопающих.

Прохор внёс меня в парилку, положил на полку, облил водой, стал мыть. Жара парилки я почти не чувствовал - он часто поливал мне голову холодной водой, а остальное тело было онемевшим.

- Всё, Виктор Иванович, я своё закончил, сейчас силы тебе поддам, остальное - не мой удел.

Он завис надо мной, я видел, что он положил руки мне на грудь, зажмурился, но я не ощутил изменений. Прохор тяжело выдохнул, как человек, закончивший тяжёлую работу, и вышел.

Я лежал и ждал. Скрипнула дверь.

- Как ты? - спросила меня Дарья Алексеевна.

- Как в сказке - чем дальше, тем страшнее.

- Ничего не бойся - сказала она, и её рука накрыла мне лоб и глаза.