Митчел Уилсон - Живи с молнией

- Что ж, попытайте счастья, - сказал он. - Желаю вам удачи. Конечно, он может дать вам тему посерьезнее, чем та, что была у меня. - Он отвернулся. - У нас еще уйма времени. Хотите, сыграем в теннис или поплаваем в бассейне? А может, просто побродим?

На душе у Эрика стало нехорошо. Он чувствовал, что больно задел Максуэла, и был готов на все, лишь бы загладить свою бестактность.

- Для ясности, - заявил Максуэл, - скажу вам прямо - я лично хотел бы перекинуться мячом.

- Прекрасно, - ответил Эрик, обуреваемый великодушием, - а потом поплаваем.

- Ладно, - дружелюбно согласился Максуэл.

Эрик проводил его взглядом до двери и сказал вслед:

- А если останется время, мы еще и побродим.

2

В просторной квартире Фокса все дышало старомодным уютом. Окна выходили на реку, и полуспущенные маркизы торжественно и плавно колыхались под легким речным ветерком. Лепные гирлянды украшали стены и высокие потолки, мебель была из черного дуба.

В ожидании гостей Фокс, молчаливый и задумчивый, рассеянно шагал взад и вперед по гостиной, то берясь за книгу, то откладывая ее в сторону. Иногда он слабо улыбался в ответ на болтовню жены, как бы желая улыбкой вознаградить ее за то, что слова ее пролетали мимо его ушей.

Негритянка-горничная в накрахмаленном белом переднике и сером платье провела Эрика и Максуэла в гостиную, где Фокс и его супруга принимали гостей. Эрик первый раз в жизни видел нью-йоркскую квартиру, и все в ней восхищало его. Максуэл отошел в сторону, а Эрик стал разглядывать собравшееся общество. Кое-кого из факультетских профессоров он уже знал в лицо, но до сих пор встречался с ними только в кабинетах и лабораториях, и все они казались ему учеными, окруженными ореолом славы, которую приносят знания и успех. Сейчас он видел их в другом свете, такими, какими они бывают в повседневной жизни, и почти все они в его глазах как бы уменьшились и превратились в обыкновенных людей. И только профессор Фокс выделялся среди прочих - в нем было нечто такое, что не могло не привлечь к себе внимания. Он двигался медленно и размеренно; разговаривая с кем-нибудь, подолгу глядел собеседнику в лицо, но взгляд его постепенно затуманивался и становился рассеянным. Жены в противоположность мужьям очень отличались друг от друга. Одни были одеты безвкусно и крикливо, другие выглядели так, словно пришли на чаепитие, устроенное церковью для прихожанок, принеся с собой испеченные специально для этого случая пироги, иные сидели с ошеломленным видом, словно возможность отдохнуть от домашней возни и детского крика казалась им таким чудом, что их больше ровно ничего и не интересовало - лишь бы посидеть сложа руки в относительной тишине. Было и несколько довольно изящно одетых дам.

Через несколько минут Эрик заметил, что в общем мужчины довольно молоды. Трудно определить, кто из них имеет звание профессора, кто просто преподаватель и кто аспирант. Максуэл в другом конце комнаты вел какой-то серьезный разговор с тремя молодыми людьми, по виду одного с ним возраста.

Прислушиваясь к болтовне и звяканью фарфора, Эрик увидел нескольких знакомых и поклонился им издали. Фокс провел его по гостиной, на ходу представляя гостям, но Эрик еле успевал разобраться в потоке имен, так как эта процедура совершалась очень быстро.

Ему приходилось то и дело напоминать себе, что эти мирно беседующие люди и есть тот синклит чародеев, которому герольд должен возвестить его имя. Совсем непохоже на то, что он ожидал, однако он старался поддерживать в себе радостное волнение. Ведь прием еще не кончился, а временами он слышал такие интересные разговоры, что совершенно забывал о себе. Маленький невзрачный человек, по фамилии Раби, который недавно вернулся из Германии, где пробыл несколько лет, рассказывал о Штерне. Как только Эрик понял, что речь идет о том самом Штерне, с именем которого связан знаменитый опыт Штерна - Герлаха, он навострил уши, терзаясь беспокойством, что, должно быть, многое упускает, так как не понимает всех намеков. Некий Квимби упомянул о том, что Принстонский университет собирает данные об умственном развитии людей различных профессий.

- Да, я слышал об этом, - сказал профессор Уайт. - Выше всех по своему развитию стоят математики, потом физики. Профессора английской литературы - в самом конце, после врачей и дантистов и, представьте, даже после инженеров. Послушайте, почему это... - спросил он, как бы слегка удивляясь, но нисколько не возмущаясь этим вполне естественным явлением, почему мы так скептически относимся к инженерам?