Федор Чешко: Тараканьи бега

Так и не дождавшись от практикантов чего-либо предосудительного, Изверг разочарованно буркнул: «Благодарю, сыт», — и поднялся из-за стола.

Перед тем как покинуть кают-компанию, убеленный экс-космоволк проворчал, обращаясь главным образом к псевдокожаной стенной обивке:

— Если через полчаса мне не расчистят рабочее поле, я сделаю это сам, — и так прихлопнул за собой люк, что отражения потолочных светильников в содержимом тарелок раздробила мелкая рябь.

— Чего он так на нас взъелся? — Леночка не то всхлипнула, не то отфыркнула от глаз свою умопомрачительным образом завитую челку. — Что мы ему такого?..

— Да ничего, — Чин-чин собрал со стола пустые тарелки и отправился к амбразуре кухонного синтезатора. — Ты, Ленок, поставь себя на его место. Под занавес такой биографии оказаться на блокшиве — чем-то вроде космического бакенщика… И то ведь, считай, из милости только держат, в память былых заслуг: при его годах да болячках простого бы смертного трехдюймовым швом к Земле приварили.

— А что такое «блокшив»? — Леночкин нос зашевелился от любопытства.

— Корабль, который на девяносто процентов выработал полетный ресурс и используется в качестве орбитальной станции, — раздраженно пояснил отличник, староста и во всех отношениях положительный человек Белоножко. — Между прочим, это тебе положено знать.

Вообще-то, Виталию следовало бы понимать, что корить Леночку незнанием азбучных истин — дело намертво безнадежное: Леночка, похоже, считала, что при ее внешности (а вдобавок еще и при папе — директоре училища) быть умной попросту глупо.

— Мало ли чего кому положено! — Огромные карие глаза папенькиной дочки шарахнули по старосте дуплетом ледяного презрения. — Тебе, например, полагалось бы наладить отношения с Извер… — Обладательница благозвучной фамилии воровато оглянулась на зарешеченное дупло микрофона внутренней связи и сбавила тон до шепота: — с Изверовым то есть. А ты только пыхтишь и терпишь. Тоже мне староста — матрац безответный!

— А что я могу?! Спорить — только хуже получится. Думаешь, он сам не знает, что в полчаса свернуть такую программу… — Тут Виталий захлебнулся словами и едва не упал с табурета, поскольку Чин-чин, расставляя на столе заново наполненные тарелки, вдруг заскрипел совершенно изверговским голосом:

— Нештатная ситуация не будет интересоваться, соответствует ли поставленная ею задача вашим возможностям. Космос противопоказан тем, кто не способен выполнить любое указание в любые сроки.

Леночка зааплодировала, Виталий приподнял кулак с оттопыренным большим пальцем. Чин-Чин важно раскланялся и примерился было сесть за стол, но, отчего-то передумав, торопливо направился к выходу.

— Ты куда? — удивленно окликнул его Виталий.

— До термина ультиматума осталось двадцать минут, — Чин-чин уже взялся за ручку люка. — Пойду гляну, что можно успеть сделать с программой.

— Подожди. — Уставленный в Чин-чинову спину изящный носик папиной Халэпы возбужденно подрагивал. — Слушай, а что это у нас девчонки шушукались, вроде бы ты чуть ли не с пятнадцати лет угодил в список самых опасных кримэлементов Земли? И будто к нам в училище тебя то ли Интерпол упек на исправление… то есть на это… перевоспитание… то ли ты сам решил отсидеться чуть ли не под чужой фамилией… Это правда?

Чин-чин не спеша обернулся и значительно, с расстановкой произнес: «Ха-ха-ха». Затем он указал пальцем на стол, подмигнул Леночке и вышел.

Возмущение прекрасной Халэпы не знало границ.

— Ты понял, а? — кинулась она искать сочувствия у Белоножко. — Корчит из себя ну прям не знаю что! Прям тебе круче самых крутых яиц! Тьфу! Слушай, он хоть успеет, а?

— Успеет? Куда успеет? Ах, Чин с программой… Бог мой, да конечно же нет! — рассеянно промямлил Виталий, таращась на тот конец стола, за который раздумал усаживаться предмет обсуждения.

Леночка проследила за оцепенелым взглядом старосты и вдруг издала звук, который на чемпионате по визгу непременно бы побил рекорды пронзительности и продолжительности.

По обшарпанной столешнице неторопливо прогуливался огромный жирный таракан.

Коридор казался бесконечным. Уже невесть сколько времени эта тесная, плавно изгибающаяся труба стремительными толчками неслась навстречу и мимо, усыпляя однообразием узора темной обивочной псевдокожи, завораживая монотонными всплесками плафонного света…

А где-то там, за украдливым коридорным выгибом, все близилась, близилась покуда еще невидимая цель этого тренированного бесшумного бега — массивная дверь с ало-пламенной надписью: «Главный энергоузел. Вход по спецпропускам с литерой X».