Федор Чешко - Архангелы и Ко

Итак, о чем мы бишь?..

Ах да, прикрытие…

Прикрытие.

Но прикрытие чего? Что есть интересного на Байсане, кроме флайфлауэров? Вынутые алмазы? Может, «Глобкэм» хочет втихаря… Да нет, чушь! Против исключительной монополии, да еще макрохардовской, «Глобкэм» не попрет. Вынутые алики — побрякушки чересчур уникальные (читай: чересчур заметные). Стоит хоть одному вынутому промелькнуть в обход законного монополиста, и источник этого промелька вычислят «ун моменто». После какового вычисления оный источник незамедлительно и законнейшим образом смешают с отходами жизнедеятельности организма. А Шостак как-то не похож на самоубийцу — тем более на самоубийцу, избравшего в качестве средства достижения цели… как это… самоутопитие в дерьме.

Разве что умная мысль прежде молчановской головы уже посещала шостаковскую? Идеи, как известно, носятся в воздухе… Но недоубиенная квазичестной жизнью интуиция подсказывает: не похожа эта идейка на б/у. С Шостаками-то схлестываться приходилось уже — не те они люди, чтобы… Нет, уж скорее «Глобкэмикал» хочет использовать малопосещаемый дикий мир с плохой репутацией для… для… Между прочим, Байсан в одном секторе с Темучином. Может, Шостаки затеяли исподтишка поторговать с Новославией, пли с Конфедерацией, или с ними обоими… то есть обеими… И в пресловутых ящиках вместо пива да тушенки — детали боевых роботов… сопространственные снаряды… что там еще запрещено продавать в отложившиеся миры?

Да, вот на этом, пожалуй, все и сходится — даже твой дурацкий визит на «Вихрь». Будь в этой экспедиции все в порядке, тебя с твоей самочинной проверкой попросту отослали бы к едреной фене, и баста. А тебя на «Вихрь» допустили. С неохотой, то ли после раздумья, то ли посовещамшись… Как если бы думали, будто ты что-то подозреваешь, и заопасались отказом эти подозрения укрепить.

Небось на Байсане, пока вы все, хлопы, будете вожжаться с фиалкотараканами и пока с вами будут вожжаться всадники, деловитые ребята загрузят свой глиссерок десятком-другим ящичков да и слетают себе куда-нибудь в заранее условленное место за тридевять байсанских земель. На бизнес-рандеву, стало быть. Затем еще разок слетают… И еще… Потому-то и возник кодировщик на глиссером «оживляющем» пульте — а то кто-нибудь из непосвященных сдуру залезет да сдуру же повторит маршрут по записям робот-пилота… Да уж, кодировщик на глиссере… вот сюрпризик будет кое-кому…

Так, не отвлекаться.

Очень, очень правде подобны все вышеизложенные догадки.

Конечно, нас в училище учили (недурственно сказануто, а?), будто бы даже самая правдоподобная теория — ничто без экспериментальной проверки. Что ж, нашу теорию мы проверим. Теперь-то нам это, как два пальца об… э-э… обсосать.

Матвей глянул на входной люк, проверил, активирован ли блокиратор запора, предназначенный блюсти тайну его, Матвеевой, приватной жизни… Только убедившись, что никакой самовольный визитер в каюту не вломится, бухгалтер Бэд Рашн выволок из столотумбочки короткоствольную ручную лучевку. Отличная штука. Ухоженная. Индикатор зарядки показывает 100%, а это до двухсот импульсов на минимальной мощности либо до сорока на максимальной (каждый такой импульс может расшибить в клочья откормленного слона). А если передвинуть этот вот рычажок, будет двадцать пять минут работы непрерывным лучом — чем не плазмотрон?

Это благодаря Дику Крэнгу у Матвея появился инструмент для взлома.

Возвращаясь из вояжа по каракаловским внутренностям, Молчанов уже почти у самого люка своей каюты встретился с Дикки-боем. Точней, это Дикки-бой встретился с ним. Еще точней — налетел и едва не сшиб с ног.

Они с одинаковой поспешностью отпрянули друг от друга и пару мгновений совершали в тесном коридоре перемещения, смахивающие на фигуры какой-то дикарской пляски — уступали друг другу дорогу. Глаза Крэнга опять стремительно особачнели, и голос его тоже стал как у недоподохшей дворняги (это, естественно, с поправкой на дворняжичье неумение говорить):

— Ты… Ты так и не простишь меня, Мат?

— Кто это здесь Мат? — очень искренне изумился Матвей. — Меня зовут Бэд. И всю жизнь так звали. Забыл?

Он скользнул оценивающим взглядом по фигуре старого своего друга Дикки и вдруг кривовато усмехнулся, махнул рукой:

— Ладно, не хнычь, скотина. Прощаю.

И обнял скотину, которая действительно принялась уже хлюпать носом. Неловко обнял, сильно задев прощенного друга по правому боку… точней, по правому боковому карману.