Тогда, под стук праздничных барабанов, под одобрительный гул онкилонов, довольных удачным гаданьем, сразу все открылось перед Горюновым: они — на дне кальдеры, «котел» подогревается все меньше и меньше, гибель фантастического мирка неизбежна.
Это означало гибель и самого Горюнова: он понял и это. Мог ли он пытаться уйти отсюда тем же путем, что и пришел: больной, с искалеченными ногами? Вокруг на сотни километров расстилалась ледяная пустыня. Он не прошел бы и десяти километров.
А что бы он делал, если бы встретилась полынья? На острове много деревьев, из которых можно построить лодку, — но не с каменным же топором браться за ее сооружение?..
Осознав, что он пленник острова, Горюнов ощутил вместе с тем ни с чем не сравнимую гордость ученого. На его долю выпало счастье сделать за такой короткий срок два выдающихся географических открытия. Найден народ, считавшийся погибшим. Обнаружена в глубине Полярного бассейна земля, нахождение которой он предсказал.
Быть может, и тайна Маук как-то связана с этими двумя уже разгаданными загадками.
Представим себе, — размышлял Горюнов, — что Птица Маук — некое символическое обобщение, воплощение злых, враждебных человеку сил природы. Что может противопоставить природе онкилон? С какими возможностями вступает он ежедневно, ежечасно в борьбу с нею? Его оружие несовершенно. Его топор тяжел. Его копья часто ломаются, настигают зверя лишь на самом близком расстоянии.
Быть может, — продолжал размышлять Горюнов, — в мрачном культе Птицы воплощено также и ожидание. Известно, что животные зачастую инстинктивно чувствуют приближение опасности: крысы бегут с тонущего корабля, рыба уходит на глубину, чуя приближение бури. Подобно им, не чуют ли первобытные люди, что их остров обречен?
То, что из расщелин в ущелье выходит дым, онкилоны объясняют так — Маук варит пищу. Отсюда — ритуальные жертвоприношения. Ход рассуждений очень прост: чем больше пищи у Маук, тем теплее должно быть на острове. Ведь даже наступление ночи онкилоны связывают все с той же всеобъемлющей Маук. Считают, что прожорливая Птица проглатывает солнце, и оно, потускневшее, уменьшившееся в размере, просвечивает сквозь ее брюхо в виде луны.
Но почему тогда это птица? Не рыба? Не медведь? Не мамонт? Почему это воплощение зла по мифу приняло облик именно птицы, прежде чем превратиться в скалу, перед которой приносят жертвы?
И, наконец, почему самое первое из ее изображений, известных Горюнову, исполнено так реалистично и так мучительно напоминает ему что-то знакомое, уже виденное?..
…Через плечо Горюнова видно окончание надписи на бивне мамонта:
«…нет, я не ушел отсюда, и жизнь онкилонов стала моей жизнью».
Годы, прошедшие с того дня, когда дрейфующую льдину с Горюновым прибило к острову, были наполнены яростной борьбой с Маук.
Вслед за луком, который смастерил Горюнов, он ввел много других преобразований в жизнь онкилонов. Он помогал им жить, помогал им думать. Теперь гораздо более важным представлялось ему не столько объяснить этот исчезающий мир, сколько, по мере сил, отсрочить его гибель.
И все же с каждым годом труднее и труднее становилось добывать пищу. Зимы стали такими холодными, что некоторые животные, не приспособясь к перемене обстановки, вымирали. Птиц на остров прилетало все меньше.
Можно было бы испробовать земледелие. Это бы дало возможность продержаться еще несколько лет. Но густые леса в котловине были неуязвимы для каменных топоров. А железа, как ни искал Горюнов, на острове не было.
Нет, теперь он не бросил бы онкилонов, даже если бы представилась возможность уйти одному.
Ведь онкилоны безгранично верили в его доброту и могущество. По существу, они были детьми и доверяли ему, как дети доверяют взрослому.
Мог ли он теперь отступиться от них, оставить на произвол судьбы? Мог ли отказаться от единоборства с Маук?..
Глава восьмая
ЗАВЕЩАНИЕ ГОРЮНОВА
Группа зевак сидит на корточках перед входом в пещеру. С напряженным любопытством они смотрят на вход, задернутый меховой шкурой.
Рау вытягивает шею, поднимается на цыпочки, пробует заглянуть внутрь, колеблется. Каждый раз, когда он делает движение к пещере, оттуда вылетают осколки камня, и он поспешно отскакивает.
Онкилоны возбужденно переговариваются:
— Что делал Горюн?
— Ходил по горам, собирал камни.
— Новое колдовство?
Нерхо, стоящий среди зевак, пожимает плечами. Несмотря на то, что он признанный друг Горюна, Нерхо так же мало осведомлен, как и все, и очень обижен этим.
Читать дальше