Бертрам Чандлер: Зал славы

На этот раз не было ни грома, ни пурпурных вспышек, ни клубов черного дыма, ни серного запаха. Мефистофель материализовался в комнате и, скрестив руки на своей мускулистой груди, посмотрел на Граймса сверху вниз.

— Ну? — осведомился он. — Что скажешь, человек?

Голос коммодора превратился в чуть слышный шепот.

— Верни меня туда, откуда я прибыл.

Коммодор Граймс молча шагнул вперед и заглянул писателю через плечо. «Он стоял в каюте корабля, — прочел он. — Покрытая ковром палуба ходила ходуном у него под ногами». Покрытая ковром палуба действительно раскачивалась весьма ощутимо. Чтобы удержаться на ногах, Граймсу пришлось ухватиться за спинку кресла, в котором сидел писатель.

— Что за черт! — воскликнул тот, обернулся… и в ужасе уставился на Граймса. Трубка выпала у него изо рта и покатилась по полу.

— Нет… Не может быть…— пробормотал он. — Убирайся.

— Я бы с удовольствием, — отозвался Граймс. — Если бы мог.

— И какого дьявола?

— Вы сами знаете, как ответить на этот вопрос, — ответил Граймс, что было вполне логично. Он озадаченно смотрел на своего… создателя? Родителя? Но они совершенно непохожи, по крайней мере, внешне. Граймс невысок ростом, коренастый, с оттопыренными ушами — это самая примечательная черта его облика. Писатель — высокий, худощавый, уши у него вполне нормальные, зато нос, пожалуй, слишком велик.

— Вы сами знаете, как ответить на этот вопрос, — повторил Граймс.

— Прошу прощения, коммодор, но я не знаю. По крайней мере, пока. Но, — он пытался заставить себя пошутить, — это просто дурацкий сон… я так думаю.

— Это не сон, капитан, — на плечах писателя золотились эполеты, а на крюке рядом с дверью, занавешенной шторой, висела форменная фуражка с круглой желтой кокардой. — Это не сон. Ущипните себя.

— Черт! Больно.

— Вот и славно. Не возражаете, если я присяду?

Очень осторожно Граймс приземлился на софу, которая скользила на четырех своих ножках вдоль переборки. В первый момент он испугался, что провалится сквозь сидение, но оно оказалось вполне материальным — или он сам стал материальным? — и выдержало его вес. Только и всего. Граймс зажмурился и попытался ясно представить себе, что увидит вокруг себя. Сейчас он окажется на борту своего корабля, старого доброго «Дальнего поиска», испытанного и надежного, где его встретит жена…

И — ничего, кроме потрясение и разочарование. Где он? В каком месте — и в каком времени? Неужели на Земле, колыбели всех людей? На борту какого-то водоплавающего судна?

Писатель ответил на этот невысказанный вопрос.

— Я проясню картину, коммодор. Вы на борту славного судна под названием «Кантара», которое курсирует между Мельбурном и портом Макуори, что на западном берегу Тасмании — дикое местечко, надо сказать. Из Мельбурна в Макуори мы везем пиритовую руду, а обратно идем гружеными балластом, как сейчас, например. Я очень сомневаюсь, что подобная практика сохранилась до ваших дней, сэр. Макуори — славное местечко: попасть туда почти невозможно, но если уж попали, то обратно не выберетесь. Для начала, течения здесь абсолютно непредсказуемы, и единственный безопасный способ туда добраться — это пройти через так называемые Чертовы ворота, и то в промежутке между приливом и отливом. Попробуйте сделать это во время семичасового отлива, хлопот не оберетесь! И Внутренняя отмель, и Внешняя всегда покрыты илом, и когда сильный норд-вест — что сейчас и происходит — Внешнюю отмель обойти непросто. Я собираюсь отстояться на якоре, пока бушует этот дикий вестовый, удерживаясь мористее. Терпеть не могу отсиживаться в какой-нибудь бухте — тогда понимаешь, что у тебя всего лишь маленькое, бессильное суденышко, груженое балластом. Но ветер меняется на южный и стихает, вода поднимается. Сводка и прогноз погоды вполне обнадеживают. Скоро я смогу подойти к берегу от моего последнего места обсервации* 13— там, где я взял высоту Солнца пополудни — пока не окажусь за створными огнями мыса Сорелл. Тогда я буду лавировать вдоль берега в течение светового дня, держась в непосредственной досягаемости порта. Настанет утро, я свяжусь по радио с начальником порта, и если он сможет убедить меня в том, что обстановка благоприятная, я потороплюсь причалить.

— Зачем вам створные огни? — спросил Граймс. Разговор настолько увлек его, что он почти забыл о собственных проблемах. — У вас же есть радар — или я ошибаюсь?

— Есть. И радар, и эхолот. Но радар у меня старый и выдержит пару часов работы, не больше. А эхолот сломан. Я ничего не имею против электроники — если только она работает. В данный момент этого сказать нельзя.