Сергей Васильев - Астроном или Работа по коррекции звёздного неба

- То есть, осчастливливать человечество больше желания не возникает?

- Да ну его, это человечество, пусть живет себе спокойненько, если Тимофей за него не возьмется.

- Я, пожалуй, у тебя останусь. Не возражаешь?

- Как я понял, для охраны? Оставайся, только не храпи. И еще со снами поаккуратней...

- В смысле?

- Тимофей с утра жаловался на сновидения и требовал толкований с учетом лунного календаря. Я тут постарался вникнуть...

- А... Мне попроще и покороче.

- Чем хуже сон, тем радужней его толкование. К примеру: смерть друга (во сне, разумеется) предвещает скорую и веселую свадьбу... Читая сонники я постепенно пришел к твердому убеждению о взаимной противоположности снов и толкований. Если во сне все нормально, то наяву 'вас ждут большие неприятности'. Если во сне все отвратительно, то в реальности 'вас ждут несметные богатства' и прочие прелести. Но если такой подход не устроит, то нужно помнить, что у одного и того же видения есть толкования на любой вкус.

- Серьезно?

- Еще нужно считать лунные дни, а большинство в этом несведущи... Самое трудное, это запомнить в подробностях все что приснилось... у пожилых людей в этом опыта больше и они фиксируют все мелочи с такой дотошностью, что вынужденные слушатели начинают подозревать их в пристрастии к сочинительству, но это сомнительно поскольку у них на пенсии и без этого дел невпроворот. А вообще ночью нужно спать, а не смотреть всякую ерунду...

- Понял. У тебя балкон надежно перекрыт?

- Да. Только Степан может пройти.

- Не вернулся еще?

- Пока нет. Спать иди... охрана.

Давно и убедительно доказано, что незачем стараться загонять себя в угол, в нужное время жизнь сделает это талантливее и изобретательнее. Наши фантазии бледные и невыразительные мычания на фоне того что может преподнести судьба. Есть все-таки, какой-то внешний, могучий разум, которому наплевать на разумные доводы. Наверное, поэтому напасти распределяются в 'хаотическом порядке', как говорила Екатерина Ивановна и достается их больше тем, кто меньше заслуживает, хотя сытые статистики будут утверждать, что все 'равномерно'.

В общем, к этому 'разуму' не только у психиатров накопилость много вопросов.

Глава четырнадцатая,

в которой окончательно становится понятным, что к чему.

После того, как стало понятно, что они ищут человека (и это уже несколько успокаивало), который сам искал выход на него, осталось только ждать очной встречи, причем, скорее всего, недолго. Выиграет тот, у кого будет инициатива, если не вмешаются другие жаждущие возобновить знакомство, вот тогда предсказать все повороты будет совершенно невозможно. Тем более, если незнакомые тебе люди уже приняли неизвестные тебе решения и твердо намерены воплотить их в жизнь. 'Охота на охотника' - не очень оригинально сформулировалось где-то на задворках подсознания у Игоря.

Но противника нужно знать, как можно лучше... и он начал сопоставлять периоды отсутствия Астронома в НИИ с неприятностями в разных точках земного шарика.

К утру нарисовалась очень даже интересная картина - туманный портрет маленького человека на фоне больших развалин.

О событиях в Афганистане сейчас стараются вспоминать поменьше, да и сам Игорь в то время догрызал набор ненужных дисциплин из серии 'марксизм-ленинизм', без которых госэкзамены обойтись никак не могли. А вот после того, как молодого, подающего надежды выпускника взяли вместе с дипломной работой в закрытый НИИ (по тем временам это было престижней нефтегазовой отрасли... честное слово), можно было сопоставлять, восстанавливая в памяти периоды присутствия и отсутствия Астронома на рабочем месте. Правда, он, скорее всего, считал рабочим местом, ту точку, где сам хотел находиться. Переворотов, развалов, переделов и прочего в конце прошлого и начале этого века было предостаточно и все их приписывать одному ироду, скорее всего не стоит, чтобы он не лопнул ненароком от гордости. Да и знаменитые разведки могли обидеться... Но если подумать, то Астроном обязательно должен был подписываться под своими творениями. Мания величия у маленьких людей очень болезненна и потому оберегаема и лелеема. Не желал он оставаться безвестным героем, хоть и считал себя единственным, кто мог бы прочитать его собственные автографы.

Труднее всего было разобраться с Африканскими странами, поскольку там перемены происходили непрерывно и хаос стал таким же привычным, как и жара. А вот в Европе при всей неразберихе дроблений и влияний находилось достаточно документалистов, приверженцев свободы слова и желающих высказать свою точку зрения.