Михаил Успенский - Как у нас в номенклатуре

- Кикимору тебе подложили, Наум Евстигнеич. Ищи!

- Ищите! - Наум Евстигнеич кричит. Все перерыли, стенки по кирпичику перебрали. Семеновна объясняет:

- Кикимору в дом под нехороший день подбрасывают: либо на Онуфрия-мужеложца, либо на Мелентия-мздоимца, либо на Лукьяна-спидоносца, либо на Варвару-валютчицу. Ее как найдешь, скорее швыряй наотмашь в огонь, притом левой рукой...

- Так нету же ничего!

- Плохо ищут! А не хочешь - в другой дом переезжай!

- Другой-то дом еще в той пятилетке намечен... Ищите кикимору, а нет другое место работы!

Семеновна говорит:

- А под сундуком-то глядели?

(Это она на японский сейф.)

- Что ты! Его отродясь никто с места стронуть не мог!

- Так смогите!

Делать нечего. Принесли блоки, тросы, домкраты, лазер - кое-как приподняли сейф. Семеновна туда нырь рукой:

- Вот она, голубушка!

А в руке у нее куколка маленькая. Пригляделись - это простая папироска в тряпочку замотана. Называется папироска "Герцеговина Флор".

Наверное, так рябенького звали!

Как Наум Евстигнеич на ночь глядя катался

Начальство у нас не без греха, поскольку оно из нас же с вами в люди и выходит. Вот и Наум Евстигнеич. Завел помимо жены девицу по имени Виктория Перемога, украинскую подданную. А квартиру ей нашел подальше от центра.

Как Семеновна рябенького-то прогнала, Наум Евстигнеич снова себя человеком почувствовал. Решил домой сегодня не ехать. Звонит жене:

- Меня не жди. Мы новый стиль работы осваиваем: ночной совет застрельщиков авангарда.

Дальше звонит в гараж:

- Шофера Володю ко мне!

- Дак ведь Володю-то...

- Ни-ни у меня! Чтоб Володя был!

Через минуту и правда бибикает.

Сел Наум Евстигнеич в машину, видит - шофер Володя бледный какой-то. А этому шоферу он только и доверял.

- Ты, Володя, болеешь, что ли?

- Да нет, это я так...

Поехали. Вот уже коммунальный мост. Володя шофер бормочет:

- Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?

- А чего страшиться-то? Бабе своей наплел всякого, дежурного проинструктировал...

Дальше едут. Наум Евстигнеич задремывать стал. А Володя ему опять приговаривает:

- Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?

- Пошто страшно? Акты на передачу мы сожгли, Абрам Исаич в ходе следствия удавился, Никотин Прохорович на повышение пошел...

Подъезжают уже к самому Каменному кварталу. Шофер Володя снова свое спрашивает:

- Месяц светит, покойник едет... Наум Евстигнеич, не страшно тебе?

- Вот привязался! Да пока в столице дядя Коля сидит, ничего мне не страшно на всем белом свете!

А Володя улыбнулся - что за улыбка, в темноте-то не видать, - и негромко так говорит:

- Да я не к тому... Не страшно ли тебе, Наум Евстигнеич, с покойником-то по городу разъезжать?

И засмеялся ужасно: хыр-хыр-хыр...

Наум Евстигнеич сразу обретенное было мужество потерял, а с ним и сознание. А когда оклемался, оказалось, что сидит он в обломках своей персональной машины на штрафной площадке ГАИ. Кое-как встал, к людям пришел, от них и узнал, что шофер Володя еще прошлой ночью насмерть разбился, а ему до поры не говорили, чтобы не расстраивать. Но ведь какой верный шофер был! Мертвый-мертвый, а ослушаться распоряжения не посмел! Раньше-то, говорят, все люди такие были, это теперь пораспускались.

Наум Евститнеич и финский баннушко

Как-то раз у Наум Евстигнеича приключилась беда: барабанный завод план завалил. Ни тебе тревогу пробить, ни о достижении отрапортовать. Наум Евстигнеичу из Москвы сам дядя Коля позвонил, ругается:

- Твою-то об угол да об косяк! Ты чем там у себя думаешь? Ну, будет тебе баня!

И точно: присылает в особом ящике финскую баню. Наум Евстигнеич уразумел и в тайге, от глаз-то подальше, вокруг бани выстроил дом с оградой и всем, что положено. И даже с девицами, чтобы, гостей ожидая, томились. Ну, а для ревизоров-дураков написал, что отгрохали, мол, свинокомплекс. Так эту баню промеж собой и звали: свинокомплекс. И конспирация, и самокритика разом.

И вот пошли в эту баню париться Наум Евстигнеич с ближайшими друзьями. В предбаннике-то костюмов габардиновых, мундиров, орденов понавешали, один даже золотую шашку приволок - боялся, что дочка на барахолке загонит. Расстарались насчет кваску и покрепче. А про Семеновну-то не подумали. Что ей, старой ведьме, в соблазн входить? Парятся, вопросы решают: миллион туда, миллион сюда... Охолонут - и назад на полок. Наконец напарились, пошли в дом: показать, как им баня подействовала, все ли поправила, пусть-ка девицы проверят! А Наум Евстигнеич вздумал похвалиться банной крепостью, решил еще разок зайти. Семеновна была бы, так сказала: