Александр Громов - Прыткая и потаскун

Поистине странные существа! Давно поняв, кто они такие и откуда взялись, она продолжала дивиться их бьющей в глаза беззащитности. Знать и видеть не одно и то же. Зрительные образы, преобразованные в мыслеформы, будут переданы сородичам и разойдутся по всей Беспокойной. Но лучше видеть воочию. Нет сомнения, что эти беспомощные существа не совместимы с Беспокойной, но, пока они еще живы, надо наблюдать за их действиями и эмоциями. Нет бесполезных знаний. Постигая других, постигаешь себя. Она не пряталась, не отводила двуногому существу глаза, уверенная в том, что сумеет защититься, – и все же существо прошло мимо, не обнаружив ее. Потрясающая слепота и невероятная беспечность! Любопытно, долго ли они продержатся? Если не догадаются перевалить через горную цепь на юге, то до послезавтра…

Быть может, стоит их подтолкнуть?

Одно из существ весь день строило нечто похожее на каменную западню – наверное, жилище. Эти двуногие, оказывается, совсем глупы. Два других существа возились с примитивными устройствами – ей понадобилось усилие, чтобы понять их назначение. Вот даже как? Эти двуногие совсем слепы, они не могут нормально видеть мир без своих неживых помощников?

Неудивительно, что вчера трое из них даже не подумали отойти подальше от скальной стены. Неживые помощники, видать, глупы отменно…

Попискивал маленький, тянул из сумки лысую головенку на тонкой шее, дивился на мир, потом нырял вниз и начинал сосать. Рой нашел неподалеку дерево огго со спелыми плодами, принес малую толику хозяйке на пробу. Плоды были вкусны, и, почувствовав голод, она перелетела на огго и насытилась. Мешали криком птицы, все еще вьющиеся над упавшими деревьями с погибшими кладками в сброшенных наземь гнездах. Пришлось прогнать глупых, вселив в них ужас. Пусть улетают подальше и не возвращаются, им же полезнее. Послезавтра в этой долине не останется ни одного живого существа.

Удивительно все же, что эти трое ничего не чувствуют…

Ночь выдалась душная, зря двуногие существа жгли хворост. Быть может, они делали это не для тепла, а для освещения и отпугивания хищников? Если так, то они не только лишены всякого чутья, но и редкостно тупоумны. Им не видно ничего вокруг, зато их великолепно видно. К тому же любой хищник на Беспокойной прекрасно знаком с огнем и не испугается кучи пылающего хвороста.

Она не могла уловить мысли двуногих на расстоянии. Еще до середины ночи любопытство победило. Взобравшись на вершину самого большого дерева, она поймала порыв встречного ветерка и ринулась ему навстречу. Лавовое поле отдавало накопленное за день тепло, рождая восходящие потоки. Расправив крылья, она летела почти без потери высоты.

Что это расставлено вокруг лежбища двуногих? Она уловила незнакомые электромагнитные поля. Ну точно, двуногие поручили охрану своего сна неживым слугам.

Попытка подавить сторожей не удалась, заставив подумать, что хоть в чем-то двуногие оказались не очень глупы. Она заложила пологий вираж, облетая лагерь двуногих по широкому кругу. Вскоре с неживыми сторожами все стало ясно: они не могли убивать или калечить чужаков по своему разумению, а лишь будили спящих. Любопытно узнать, насколько эффективна такая охрана…

Сирена взвыла, когда она пролетала над спящими.

Вскочил от воя. Где, что – не пойму. Ясно только, что «сторожок» сработал. Темно, только угли костра едва рдеют под серым пеплом. Клоп включил фонарик – да снопом света прямо мне в глаза! Мне только почудилось, будто над нами пролетело что-то. Воздух слегка всколыхнулся, это точно. «Стреляй!» – орет мне Кошмарик, а куда стрелять? Ничего не вижу. Когда отморгался, опасность уже миновала. «Птица, наверное, – бурчу я, укладываясь сызнова. – Просто птица».

Клоп с Кошмариком меня раззявой обозвали, а за что? Сами-то не лучше. Надо было освещать цель, а не меня. В кого мне стрелять, ослепленному? В черноту? А сами что же – безоружные? Зачем им стволы – мушкой спину чесать?

Высказал я им эти соображения и до рассвета так и не заснул – маялся то в полудреме, то в полном бодрствовании, ловя ухом каждый шорох. Мысли в голову лезли… странные.

Почему я не выстрелил вверх на колыхание воздуха – вот что интересно. Попал бы, не попал бы – вопрос второй, но почему не нажал на спуск? Ведь по идее должен был. На автоматизме. Как всякий лазутчик, прошедший не одну планету со зверьем, я и жив-то до сих пор только потому, что в критических ситуациях стреляю раньше, чем осознаю свои действия, и вот что примечательно: стрелковый рефлекс часто был спасителен, иногда бесполезен, но вреден – никогда. Так почему же я не выстрелил?