Фредерик Пол - Война торговцев космосом

И позвонил бы, если бы не внезапное недомогание, тошнота, рвота.

Прошли еще две недели и закончился первый, самый неприятный период лечения.

Глупо с моей стороны, что я не расспросил нашего инструктора, что представляет собой второй период. Но я был в полной уверенности, что раз первый период самый тяжелый, то уж второй будет, без сомнения, полегче. Но он оказался куда хуже первого. Ад, пекло — иного слова не подберешь.

О нем я больше ничего не скажу, потому что при одном воспоминании меня всего колотит. Но я прошел его и выдержал. Очистилась кровь, я окреп телом, стала ясной голова. Когда директор, пожав мне руку, проводил до трапа самолета, я не могу сказать, что я чувствовал себя совсем хорошо. Мне было грустно, это я помню, я даже почему-то был раздражен. Но впервые за долгое время, а может, даже впервые в жизни я почувствовал себя разумным существом.

Находясь в лечебнице, мы как-то не замечали смены сезонов. Все они были одинаково серы. Поэтому, вернувшись в Нью-Йорк, я был удивлен, что там в разгаре лето и во всю сияет солнце, хотя листья в Центральном парке уже начали желтеть. Возница нанятого мною педикеба обливался потом. Сквозь шум и грохот улицы до моего слуха доносился его резкий сухой кашель и прерывистое хриплое дыхание. Когда мы выбрались наконец на Бродвей, дорогу нам неожиданно перекрыл грузовик. Пытаясь объехать его, мой возница круто повернул руль, колеса заскользили по грязной мостовой. Еще минута — и мы бы опрокинулись. Возница, обернувшись, извинился. Я увидел испуганное женское лицо.

— Простите, мистер, — задыхаясь, промолвила она. — Эти чертовы грузовики не позволяют ехать быстрее.

— Ничего, день такой хороший, можно пройтись и пешком, — торопливо сказал я. Она посмотрела на меня как на сумасшедшего, особенно когда я сошел и приказал ей пока ехать рядом, на тот случай, если я передумаю. Когда же у крыльца фирмы «Хэйзлдайн и Ку», я, расплачиваясь, дал ей щедро на чай, она даже испугалась и поспешила уехать. Глядя ей в след, я заметил про себя, что ее мокрая на лопатках рубаха успела просохнуть и женщина больше не кашляла. Не помню, чтобы я когда-нибудь был внимателен к подобным мелочам.

Небрежно махнув в знак приветствия кому-то из знакомых, я вошел в вестибюль. Я чувствовал на себе любопытные взгляды, видел на лицах встречных разную степень удивления, и еще больше удивлялся себе сам. Со мной действительно что-то произошло за время пребывания в лечебнице. Я не только избавился от вредных привычек, но и что-то приобрел. Что именно, я пока еще толком не разобрался, но одно было несомненно — у меня появилось чувство, которое, по-моему, довольно близко было к такому понятию как «совесть».

Мое неожиданное появление в кабинете потрясло беднягу Диксмейстера.

— Это вы, мистер Тарб? — не поверил своим глазам Денни. — У вас отличный вид. Отпуск пошел вам на пользу.

Еще бы. Зеркало и весы уже давно убедили меня в этом. Я поправился на двадцать килограммов, руки больше не тряслись, я прочно стоял на ногах. Даже самая аппетитная реклама, которую мне довелось увидеть по пути сюда, не вызвала ностальгии по прежним привычкам.

— Продолжай заниматься своим делом, Денни, — сказал ему я. — Я не сразу включусь в работу. Мне нужно еще повидать Митци. Увы это было не так просто. Первая попытка не удалась — ее не было на месте. Мой второй визит в ее офис тоже бы неудачен. Наконец, я поймал ее где-то на полдороге между нашими кабинетами. Но она опять ужасно торопилась.

Ее, оказывается, ждал мистер Хэйзлдайн, как объяснила мне секретарша № 3.

И все же Митци задержалась. Она закрыла дверь кабинета, и мы поцеловались. Отстранившись, она пытливо смотрела на меня, а я смотрел на нее. Наконец, с каким-то печальным удивлением она произнесла:

— Ты отлично выглядишь, Тенни.

— Ты тоже, Митци, — радостно ответил я. И, чтобы не погрешить против истины, добавил: — Во всяком случае, я так считаю.

Я понял, что ее зеркало было не столь милосердным по утрам, чем мое теперь. Вид у нее был измученный. Но несмотря на все, я был субъективно прав, ибо мне было все равно, как она выглядела, лишь бы я мог смотреть на нее. Синяки под глазами, разумеется, были, но ее спасал смуглый цвет лица, делавший их почти незаметными. Но, увы, они говорили, что Митци недосыпает и, возможно, забывает о еде. И тем не менее, для меня она была прекрасна.

— Там было ужасно, да, Тенни?

— И да и нет. В общем средне.