М Валигура - Серебряная тоска

- И никакого диаметра Солнечной системы не существует, - закончил я. Ты прав, Серж, ибо Земля - плоска, покоится на трёх китах, а зовут их Илья, Добрыня и Алёша.

- Это тебе тоже твоя Высшая Шизофрения нашептала?

Я печально закрыл глаза и кивнул.

- Серёжка, - спросил я, не открывая глаз, - хочешь узнать, где деньги зарыты?

- Следующая стадия шизофрении, - угрюмо констатировал Серёжка. - Он уже мнит себя индийским раджой и, не раскрывая глаз, раздаривает своим подданным деньги, земли и слонов.

Скрипнула дверь, и вошёл Корнеич.

- Корнеич, - продолжал я с закрытыми глазами, - хочешь узнать, где Серёжка нычкует водку?

Корнеич мяукнул.

- Убью! - крикнул Серёжка.

- Бери лопату, - сказал я ему.

Серёжка, подняв бровь, взял таки лопату на плечо и последовал за мною в снежный дождь. Конечно же, добрый фунт снега нам влепило сразу же в лицо, и пока Серёжка протирал харю, он уже разуверился во всяком кладе, ворчал лишь что-то про "Высшую Шизофрению" и "Алтынку", которая-де по мне давно плачет.

"Всё равно ты мне веришь", - мстительно думал я.

И он мне верил. Но ни за что не хотел этого показать.

- Копай здесь, - сухо сказал я.

Серёжка хмуро начал копать.

- Ну? - сказал он через несколько гребков.

- Дальше.

- Туфта всё это.

- Дальше копай.

- О, мон Дьё!

- И не поминай Имя Божье всуе.

- Холодно, между прочим.

- Копай.

- Копаю.

Дзынь! Серёжкина лопата ударилась о что-то металлическое.

- Ну? - спросил Серёжка, не веря, не зная, чему не верить.

- Доставай.

Серёжка, ворча, полез в яму.

- Сундучок! - раздался из ямы его голос. - Тяжёлый, гад!

- Да, - сказал я.

- Чё ты "дакаешь", помогай.

Я помог Серёжке вытащить сундучок и вылезти ему самому. Сундучок был и вправду увесист.

- Ну, и что там? - спросил Серёжка.

- Как водится, - со скукой ответил я, - драгоценности и монеты. Золотые, естественно.

Серёжка с неожиданной жадностью приняляся откупоривать сундучок.

- Не мучайся, - вздохнул я. - Пошли в сторожку, там инструмент есть.

- И Корнеич, - алчно оскалился Серёжка, прижимая сундучок к груди.

- Не бойся, - сказал я. - Корнеичу ничего не нужно.

- Почему?

- Потому что...

... Корнеич родился третьим, ненужным ребёнком в семье. Родители дали ему немного необычное имя - Илья. Быть может, в честь Ильи Муромца защитника земли Русской - или пророка Ильи? Во всяком случае, ни защитником, ни пророком Корнеич не стал. А наоборот - натерпелся от старших сестёр щипков и насмешек.

Наплакался в подушку. А когда вырос - мстить почему-то не стал. И вовсе не почему-то, а от того, что любил своих сестёр, и когда у средней, Елизаветы, случился казус и срочно понадобились деньги, Корнеич временно (а оказалось - навсегда) устроился на кладбище - в те времена это было проще - и почти всю свою первую зарплату перевёл Елизавете. В то время он почти не пил - так что много ли ему было нужно? На женщинах он сразу поставил крест, взглянув в один из неверных юношеских моментов на себя в зеркало. Он был и впрвду на редкость некрасив:

обезьянья фигура - длинные, до колен руки, кривоватые ноги, вечная сутулость, словно предощущение, что жизнь станет для него горбом, который будет он влачить до конца дней своих - словом, он полагал, что любое его предложение будет встречено, в лучшем случае, презрительным смехом. А он боялся. Боялся быть осмеянным. Вообще, боялся грубости. А, в целом, боялся жизни. Так и жил - боясь. Бобылём, который не прочь бы жениться, и отшельником, который рад бы иметь друзей. В конце концов, и то, и другое заменила ему водка. Страх перед жизнью притупился, зато водка - после первой пары приступов белой горячки - научила его бояться смерти, которая виделась ему сплошным чёрным туннелем без малейшего проблеска света в конце.

Мы вошли в сторожку. Корнеич сидел за столом и набулькивал из бутылки в кружку.

- Нашёл-таки, курва, - довольно, впрочем, равнодушно произнёс Серёжка.

- Моя это, Сергей Васильевич, - ответил Корнеич, показывая зачем-то этикетку. На этикетке значилось: "Перцовка". - А "Смирновочку" вашу я в шкапчик прибрал. А трогать - не трогал.

- Ага. Поэтому мою "Перцовку" тронул.

- Богом клянусь, Сергей Васильевич...

Серёжка, не говоря ни слова, поставил сундучок на пол и вышел. Полминуты спустя он вернулся, несколько смущённый, держа в мокрой руке мокрую бутылку.

- Ну, прости, Корнеич, - сказал он. - Вот тебе откуп за недостойные подозрения.

- Он поставил свою "Перцовку" перед Корнеичем на стол.

- И "Смирновскую" можешь к ней присовокупить, - внёс свою лепту я.