М Валигура - Серебряная тоска

- Колька, - сказал Серёжка, - Пушкину больше не наливать.

- Наливать, - рявкнул я.

- Ига, - Руслан приобнял меня за плечи, - ты чего? Даже я ещё трезвый.

- Да пойми ты, Русланчик! - Я чуть не плакал. - Мы все пытаемся запереться в свой маленький умишко, а от всеобъемлющего, Высшего Разума бежим, как от чумы.

Что ж мы за малодушные животные такие?

- Если б животные, - вздохнул Русланчик. - Мы - люди.

Если бы мы были одни, я бы, наверное, поцеловал его. Русланчик единственный на свете понимал меня.

- Ага, так я и думал, - удовлетворённо кивнул Серёжка. - Игорь Матушинский снова оседлал любимого конька. Слушай, этот твой Высший Разум под водку не очень-то идёт. Предпочитаю кильки. Даже не постигая их.

Колька заржал.

- Задай своему мерину овса, - хмуро буркнул я.

- Стремимся к высшему, оскрбляя ближнего? - съязвил Серёжка. - Ну-ну.

- Колька, извини, - сказал я.

- А за что? - удивился Колька.

- Он извинит, извинит, - успокоил меня Серёжка. - А теперь послушай, Игорёчек:

вот это стул, на нём сидят; вот это стол, за ним едят. Прочее меня не интересует - о столе во всяком случае.

- Сожалею, - сказал я.

- Впрочем, если тебе интересно знать, кто сострогал этот стол, могу сообщить - наш кладбищенский плотник, покойный, кстати. Скончался, выпив мебельного лаку.

Похоронен по месту работы. Чуть позже покажу его могилку. Ну что, приобщило ли это тебя к Высшему Разуму?

Я только рукой махнул.

- Правильно, - согласился Серёжка, - чего со мной, дураком, разговаривать.

Колька, наливай.

Колька опорожнил вторую бутылку и содрал закрутку с третьей. Руслан, пропустивший несколько кругов, на сей раз также подставил свой стакан.

- Напьёшься же, - предостерёг я его.

- Прикажешь эти разговоры трезвым выслушивать?

- О Высшем Разуме?

- О Пьяном Плотнике.

- Напились, - горько сказал Серёжка. - Нет, Николай, нет у них, белокостных, нашей с тобой рабочей выучки.

- Да уж! - Колька напыжился павлином.

- Сведём их, что ль, на свежий воздух?

Покрасневший от счастья Колька кивнул.

- Ну что, гопода. - Серёжка отставил допитый стакан в сторону. - Имею предложить вам небольшую экскурсию на свежий воздух, где вы ознакомитесь с красотами вверенного мне кладбища.

- Спасибо, - сказал я. - Особого желания не испытываю.

- Присоединяйтесь, присоединяйтесь, господин поэт. Если уж вы обыкновенный стол удостоили таким интересом, зачем же пренебрегать бывшим человеческим материалом?

Пошли, пошли, скучно не будет.

Мы оделись - я с неохотой - и вышли из тёплой сторожки на холодный ноябрьский ветер, в который уже вплетались одинокие колкие снежинки. Экскурсовод Серёжка шёл впереди с мощным фонарём.

- Не бойтесь, - приговаривал он, - я не собираюсь показывать вам все надгробья.

Только своих фаворитов. Видите вон тот памятник в виде пропеллера? Пропеллер, между прочим настоящий, от самолёта. Неудачная посадка - зашёл по ветру. Сам же дурак, и виноват. И сорока не было. Жена осталась, детишки... Теперь скорбят надписью на памятнике. У нас тут всякие - и генералы, и композиторы, и алкоголики... Во, кстати. - Он ткнул пальцем в скромную могилку, изрядно заросшую увядшим лопухом. - Плотник мой. Тот Самый. Кузнецов Роман Петрович, 1931-1984. Уж пять лет, как помре. Жены-детей не имел, ухаживать за могилкой некому. Поставили за счёт кладбища как проработавшему на нём бессменно тридцать лет. Овладел ремеслом, в армию сходил - и сразу сюда. Надписей, естественно, никаких сами понимаете, глупо бы выглядело: "Незабвенному Роману Петровичу от скорбящей дирекции кладбища".

- Завязвывай, Серёжка, - поморщился Руслан.

- А чё? - нахально удивился Серёжка. - Я, между прочим, единственный, кто оказвает этой могилке хоть какие знаки внимания.

- Какие?

- А такие. - Серёжка нагнулся, раздвинул рукою заросли лопуха и достал оттуда бутылку водки. - Я её здесь всегда нычкую. Напарник Корнеич такая сука - хоть ты где в сторожке спрячь - через три стены учует, найдёт и выпьет. А Роман Петрович - тот уж больше ничего не пьет - после мебельного лаку завязал.

У меня, честно говоря, мороз прошёл по коже. Русланчик прижался ко мне и дрожал, как щенок. Даже Кольке, кажется, было не по себе.

- Ну что, пацаны. - Серёжка содрал с бутылки закрутку. - Выпьем прям здесь, прям из горла за упокой души Кузнецова Роман Петровича, 31-84?

- Ну тя на хер, - сказал я. - Пошли, Руслан.

- Серёг, мож того её, в сторожке у тебя выпьем? - робко спросил Колька.

- Как угодно. Я свою порцию выпиваю здесь. - Серёжка приложился к бутылке и отпил ровно четверть. - Спи спокойно, дорогой плотник. - Он передал бутылку Кольке. - Пей.