Елена Асеева - К вечности

С взрослением Есиславы, впрочем, Кручу пришлось снять не только свой венец, камни с левого уха, но и все остальные украшения, поелику я порой, подавая зов, слишком мощно ударял им по братьям. Не только по Кручу, но и по Дажбе, Стыню. Посему братья также почасту меня умиротворяли, уговаривали и объясняли недопустимость тех моих рывков. Но это были не рывки, а смурь по Отцу. За каковым я тосковал, с каковым меня связывало нечто большее, чем просто родственная близость. То самое удивительное, что приостановив его гибель, соединившись, явило меня.

Еси, как ласково звал ее Стынь, мне нравилась. Мне нравился в ней ум, любознательность и честность, незаменимые качества любого человека. Потому я всю привязанность к старшему брату посылал на девочку мягкими любовными волнами, чтобы она прикипела к Димургам, и не желала с ними расставаться. Впрочем, сие было излишней предосторожностью, так как Седми более не стал бы вмешиваться в чувствительность плоти. Да и я несколько став постарше, и выздоровев, того б не допустил.

И все же я осторожничал. И медленно, но верно создавал меж мозгом отроковицы и собой тончайшие нити связей. Я также не торопливо перекачивал пережитые ею события и впечатления в свое естество. И уже тогда создавал из ее мозга еще одну свою грань.

Толчком к этому послужило спасение мной от гибели плоти.

Еси тогда было одиннадцать лет. Она жила на континенте Дари, что поместился в середине пространства планеты Земля проложенного меж северным полюсом и экватором, и одновременно был омываем с трех сторон тонкой полосой воды с разбросанными на ней мельчайшими пежинами островов, а также окружен береговыми линиями двух иных континентов, носящих величание Асия и Амэри, на стыке спаянных меж собой во единое, земное пространство. Четвертая сторона эллипсоидного континента, своей более удлиненной частью вдавалась в голубые воды океана. В центральном граде, континента Дари, Лесные Поляны, некогда получившего название от предка Есиславы, по отцовской линии, и моей грани Владелины, и находился дворец старшего жреца. В доме вещуна Липоксай Ягы, пояснительно будет сказать местного правителя, ибо на тот временной этап на Земле власть сосредоточилась именно в руках жреческих, религиозных групп, теперь и проживала девочка. Липоксай Ягы слыл хорошим человеком, это ценила не только Есислава, но и я. Честный, искрений, справедливый, в мозгу которого сияла рдяно-золотая искра, с тончайшими четырьмя лучика имеющими золотые переливы. В этой второй своей плоти я вже мог видеть искры, вглядываясь очами девочки в голову человека. Искры, которые придавали поступательное движение жизни самому человеку, которые и заводили ход его бытия.

В один из вечеров, в опочивальне на третьем этаже со стрельчатыми двумя окнами, где стены были убраны желтым шелком с волнообразным отливом различных его оттенков, находились Еси и ее нянька. Сама комната девочки выглядела роскошно убранной. Ну! оно и понятно, ибо Отец, а после Небо сделали все, чтобы Есислава жила в достатке. И хотя девочка родилась от болдырки, которая еще в малолетстве дитяти умерла от болезни, подселили ее к старшему жрецу Полянской волости. К человеку, каковой согласно традиций дарийцев не мог иметь потомства, а брал преемника из детей-сирот, мужского пола.

Впрочем, когда девочку маленькой принес в храме, капище мой старший брат Огнь, все традиции несколько так отступили назад. И днесь именно Есислава, считалась в Дари божеством и будущим преемником старшего жреца центральной волости.

Сводчатый потолок опочивальни отроковицы украшало узорочье, изразцы покрытые глазурью, а деревянный, ровный пол укрывал высоковорсистый коричневый ковер.

Мощная многорожковая люстра, висевшая в центре комнаты, увенчанная свечами, почитай никогда и не разжигалась. Для освещения опочивальни, в углах ее были установлены на высоких серебряных стержнях свещники, с подставкой в точности повторяющей лапу птицы, и четырьмя рожками в навершие для свечей. Не менее великолепным выглядело деревянное ложе отроковицы, стоявшее в центре опочивальни подле стены, высоко приподнятое над полом, с двумя спинками и не менее дюжим матрасом, инкрустированное самоцветными камнями и золотыми полосами. Сверху и с боков на четырех, белых, ровных столбах поместившихся по углам ложа была установлена кровля из шелковой двухлицевой ткани, где на матовом, желтом фоне зрелись крупные рисунки цветов. С вершин же брусьев спускались по четыре стороны от самого ложа сквозные, матерчатые, шелковые завесы, по краю расшитые золотом и убранные кружевом. Словом это было дюжее ложе занимающее большую часть опочивальни, где места наверно всего-навсе и оставалось, что двум мягким, кожаным креслам, да маленькому, плетеному на котором и восседала нянька.