Илья Варшавский - Под ногами Земля (Сборник фантастики)

- Очевидно, это недоразумение. Я...

- Ах, к чему эти оправдания! - Собеседник Стригайло махнул рукой и зашагал дальше.

- Послушайте. - Сделав огромный шаг, Стригайло тронул его за рукав. - Я насчет работы. Кто у вас ведает набором артистов?

- По путевке?

- Н-н-нет.

- Какой жанр?

- Пожалуй, комический, - неуверенно сказал Стригайло.

- Попробуйте поговорить с Пешно. Рафаил Цезаревич Пешно, вторая дверь налево.

Стригайло просунул голову в полуоткрытую дверь.

- Разрешите, Рафаэль Цезаревич?

- Меня зовут Рафаил, - недовольно поморщился маленький человечек с огненно-рыжей копной волос. - Рафаэль - это обезьяна у Петруччио, а мое имя Ра-фа-ил. Ощущаете разницу?

- Ощущаю. Простите, Рафаил Цезаревич.

- Ничего, многие поначалу путают. Слушаю вас.

- Я бы хотел узнать насчет работы, - робко сказал Марий Феоктистович.

- Что вы можете делать?

- Удлиняться.

- В каком смысле удлиняться?

- В прямом.

- В прямом? - Пешно задумался. - Ну что ж, пойдем посмотрим, как вы удлиняетесь в прямом смысле.

В это время распахнулась дверь и в комнату, прихрамывая, вошла высокая женщина со стандартным профилем богини. На плече у нее сидела старая, похожая на Альберта Эйнштейна сорока.

- Здравствуй, Рафик! - сказала небожительница. - У тебя есть чем приколотить каблук?

- Рррафик! - насмешливо фыркнула сорока. - Прриколотить!

Каварррдак, - доверительно добавила она, взглянув на Стригайло умными влажными глазами, - форррменный каварррдак!

- Подожди, я сейчас приду, - сказал Пешно. Сорока взмахнула крыльями и перелетела на шкаф.

- Крррасота!

На арене известный комик отрабатывал падения с ударом головой о барьер.

На его затылке был укреплен микрофон, и гулкие хлопки разносились динамиком по пустому помещению.

- Ну? - сказал Пешно.

Стригайло вытянул руки и ухватился за трапецию, висящую под куполом.

Рыжеволосый, прищурив один глаз, поглядел вверх.

- Так, теперь подтянитесь.

- Капитан, капитан, подтянитесь! - продел комик. - А что, Рафа, такая подача с ковра работает, а?

Пешно молча кивнул головой.

Однако подтянуться "капитану" не удалось. Руки растягивались, как резиновые.

Комик, разочарованно крякнув, снова начал тяпать головой о барьер.

- Да... - Рафаил Цезаревич пожевал губами. - А номер у вас отработан?

- Нет, но я думал...

Из-за кулис выскочила маленькая белая собачка и, тявкнув несколько раз на Стригайло, умчалась обратно.

Пешно размышлял, запустив пальцы в шевелюру.

Откуда-то издалека донесся торжествующий рев осла.

Ярким светом вспыхнул купол цирка. Взволнованно запела фанфара.

- Идея! - В глазах Пешно горел огонь вдохновения. - Мы на вас наденем фрак и цилиндр. Рука империализма. А в финале народы полуколониальных и зависимых стран отрубают эту руку и под марш проносят по арене.

- Как отрубают? - упавшим голосом спросил Стригайло.

- Очень просто. Топорами или этими, как их... томагавками. Такой вариант проходит наверняка, а голый техницизм репертуарная комиссия нам не пропустит.

- Но дело в том... что она у меня не отрубается. Она... в общем...

живая.

- Совсем не отрубается?

- Совсем.

- Так что вы предлагаете?

- Видите ли... я думал... может быть, подавать снизу гимнастам разные принадлежности. Это наверное... будет работать.

- Цирковое представление, - произнес лекторским голосом Пешно, - должно воспитывать зрителя, а не играть на нездоровом любопытстве к физическим изъянам. К сожалению, я не могу больше тратить на вас время, Меня ждут. До свидания.

- Ну что ж, до свидания, - вздохнул Стригайло.

Стоя на мосту, он вглядывался в мутные, лениво текущие воды Фонтанки.

Внезапно у него возникло желание...

Дочитав до этого места, иной не в меру ретивый критик отложит книгу и начнет накачивать чернила в поршневую авторучку.

"Да, - скажет он, - ни для кого не секрет, что у нас еще бытуют отрицательные явления, поскольку они являются результатом пережитков в сознании людей. Но разве, наряду с выдуманным автором "Хипхоппроектом", нет замечательных коллективов, действительно создающих новую технику? Как же автор сумел их просмотреть?! Сатира сатирой, но где положительный герой?

Стригайло?! Почему же тогда автор потенциально обедняет его духовный мир, принижая до уровня чувств и поступков "маленького человека", а не раскрывает характер Мария Феоктистовича в борьбе с бюрократизмом и очковтирательством?

Не представляют ли собой потуги автора жалкое эпигонство, поскольку и сама тема не нова? Достаточно вспомнить хотя бы известный рассказ Кафки, где человек превращается в насекомое.