Говард Фаст - Муравейник Хеллстрома.[Херберт Ф. Муравейник Хеллстрома. Фаст Г. Рассказы]

Разумеется, это вне рамок закона, но…

Фэнси сбросила полотенца и стала надевать халат, как и ночью, совсем не смущаясь своей наготы. Несмотря на головную боль и апатию, Перуджи не мог не восхищаться ее чувственной грацией. Она была женщиной с ног до головы!

Одевшись, Фэнси вспомнила о том, что ничего не ела, и подумала, хватит ли у Перуджи денег, чтобы накормить ее. Ей нравилась мысль об экзотической еде Внешних, но она забыла захватить с собой деньги. Теплое пальто, ампула, велосипед, но не деньги.

«Я торопилась», — подумала она и хихикнула. Дикие Внешние такие смешные, если их возбудить, словно подавляемая энергия специально приберегается в них для таких случаев.

Наблюдая за процессом одевания Фэнси, Перуджи вновь начал испытывать тревогу. Что привело ее в его постель? Бридинг? Чепуха! Впрочем, где-то она все-таки достала это возбуждающее средство. Этого нельзя отрицать. Его собственное поведение этой ночью служило тому лучшим подтверждением.

Восемнадцать раз!

Что-то глубоко порочное связано с этой фермой.

Бридинг!

— У тебя есть дети? — спросил он.

— О, несколько, — сказала она, но тут же решила, что не следовало признаваться в этом. Инструкции насчет сексуальных запретов Внешних были четкими. Ее собственный опыт говорил о том же. Это признание несло в себе потенциальную опасность. Перуджи не мог знать, сколько ей лет. Достаточно, чтобы быть матерью, разумеется. Свойственное Муравейнику различие между внешним видом и возрастом нельзя раскрывать Внешним. Она ощутила внезапный приступ осторожности.

Ее ответ удивил Перуджи:

— Несколько? И где же они?

— С друзьями.

Она пыталась казаться спокойной, но внутри у нее все напряглось. Следует сменить тему разговора.

— Ты хочешь спариться еще? — спросила она.

Но так просто сбить Перуджи не удалось.

— У тебя есть муж?

— О, нет.

— Кто же отец твоих нескольких детей? — спросил он, а затем подумал, что лучше ему было употребить множественное число — отцы.

Его вопросы усилили ее нервозность:

— Я не хочу говорить об этом.

Признав, что у нее есть дети, она сделала ошибку. Воспитанное Муравейником сознание постепенно восстанавливало события проведенной с Перуджи ночи. Внешний сделал несколько интересных признаний в муках экстаза. Был момент, когда глубины его сознания были полностью открыты для нее. Двигаясь с показной беззаботностью, она подошла к велосипеду и сняла длинное меховое пальто, держа его в руках.

— Куда ты собралась ехать? — требовательно спросил Перуджи. С трудом подвинув ноги к краю постели, он позволил им упасть на холодный пол, придавший ему некоторые силы. Голова кружилась от утомления, в груди появилась боль. Что, черт возьми, она ему вколола? Фэнси попросту им попользовалась.

— Я хочу есть, — сказала она. — Могу я оставить здесь велосипед на время, пока я схожу на улицу и чего-нибудь перекушу? Может быть, несколько позднее, мы позанимаемся бридингом еще.

— Поесть? — Его чуть не стошнило от одной мысли.

— Здесь кафе неподалеку, — сказала Фэнси. — Мне очень хочется есть… — она хихикнула, — после ночи.

«По крайней мере, ей придется вернуться за своим чертовым велосипедом», — подумал Перуджи, поняв, что сейчас, в его состоянии, он ей не пара. Перуджи подготовит к ее возвращению комиссию по встрече. Они должны наконец распутать тайну Нильса Хеллстрома, и ниточку, за которую они потянут, зовут Фэнси.

— Только до кафе, — сказал он, словно объясняя это себе. Перуджи вспомнил виденный им неоновый знак.

— Я хочу… позавтракать, — сказала она и нервно сглотнула. Она чуть было не сказала «Внешний» завтрак. «Внешний» — слово, неупоминаемое в присутствии Внешних. Девушка скрыла смущение за вопросом:

— У тебя есть деньги? Я торопилась, чтобы уйти незамеченной прошлой ночью, и не захватила с собой ни цента.

Перуджи почти не расслышал ее неуклюжую фразу и только махнул рукой в сторону брюк.

— В кармане. Бумажник.

Он откинул голову на подушку. Просто сидеть требовало пугающих усилий, да еще боль в груди и раскалывающаяся голова. Перуджи понял, что потребуется вся его воля, чтобы подняться на ноги. Может быть, принять холодный душ? Он слышал, как копошится Фэнси, но не мог заставить себя поднять голову. «Возьми все! Проклятая ведьма!»

— Я возьму пять долларов, — сказала Фэнси. — Ничего?

«Я часто плачу больше», — подумал Перуджи. Но проституция, очевидно, не была ее профессией, иначе она взяла бы больше.