Говард Фаст - Муравейник Хеллстрома.[Херберт Ф. Муравейник Хеллстрома. Фаст Г. Рассказы]

— О чем ты?

— О двойственности.

— Тебе понравились яйца? Я купила их в супермаркете «Пайонир». Они подешевели на семь центов. Высший сорт.

— Очень хороши, — ответил профессор.

— О какой двойственности ты толкуешь?

— Мы просто так размышляем. Хорошее и плохое. Правда и неправда. Черное и белое. Моя рубашка, твоя рубашка. Моя страна, твоя страна. Таков наш образ мышления. Мы никогда не думаем о едином, целостном. Вселенная находится вне нас. Нам не приходит в голову, что мы — тоже часть Вселенной.

— Честно говоря, я не совсем понимаю тебя, — осторожно отозвалась жена, — это означает, что ты больше не будешь делать обручи?

— Я не уверен.

— Это значит, что ты уверен.

— Нет, это значит только, что я не уверен. Я собираюсь подумать об этом.

Жена встала из-за стола, и профессор спросил, куда она собралась.

— Либо у меня сейчас начнется мигрень, либо я выброшусь из окна. Мне тоже придется подумать об этом.

Единственным человеком, который в этой ситуации ни минуты не сомневался в себе, оставался мэр. Он уже восемь лет боролся с неразрешимыми проблемами, и в городе не было ни одной организации — профсоюза, фэн-клуба болельщиков, ассоциации домохозяек или отряда бойскаутов, которая хоть раз не выбирала его козлом отпущения. В конце концов на его многострадальном загривке появились признаки застарелой мозоли. Мэр так самоотверженно был предан обручу, что, попытайся кто-нибудь коснуться установки, он тут же вооружил бы всех жителей и воздвиг бы баррикады. Полицейские стояли вокруг обруча плечом к плечу. Утром, днем, вечером и ночью бесконечная вереница мусоровозов не переставала сбрасывать в установку мусор. Так ситуация выглядела на данный момент. Но в кабинетах муниципальных работников допоздна горел свет: за своими чертежными досками они разрабатывали систему, которая позволила бы сливать прямо в обруч и все канализационные стоки. Это воистину был звездный час, ни на йоту не омраченный требованиями мэров Йонкерса, Джерси-Сити и Хакенсака допустить их к этому делу.

Мэр был тверд. Не проходило минуты, чтобы к обручу не подъезжал мусоровоз и не опустошал в него свой кузов. Тони Андамано, назначенный на пост инспектора, постоянно находился около обруча и вместе с целым штатом помощников следил, чтобы мусор как следует валился в бесконечность.

Разумеется, следовало ожидать, что будут появляться требования разобрать обруч, посмотреть, как он устроен, и тотчас же размножить его, сначала на местном, потом на национальном, а потом и на мировом уровне. Японцы, давно ставшие специалистами по воспроизведению и совершенствованию всего, что создано на Западе, первыми подкинули эту идею в ООН; за ними последовали еще пятьдесят стран, а потом — еще сто государств. Но мэр уже тихонько переговорил на эту тему с Хеплмейером. Если доверять мемуарам Хеплмейера, то их диалог выглядел примерно так:

— Я хочу получить прямой и ясный ответ, профессор. Если разобрать обруч, то можно ли его воспроизвести?

— Нет.

— Почему?

— Потому что нужно знать математику. Это вам не автомобильная трансмиссия.

— Естественно. Есть ли хоть какой-нибудь шанс, что его воспроизведут?

— Кто знает…

— Думаю, что вы, — сказал мэр. — Вы бы смогли воспроизвести его…

— Я его построил.

— Так сможете?

— Возможно. Я давно думаю об этом.

— Уже целый месяц.

— Я известный тугодум, — ответил профессор.

Тогда мэр сделал свое историческое заявление, гласившее:

«Любая попытка нарушения работы обруча будет расцениваться как покушение на конституционное право собственности города Нью-Йорка и встретит сопротивление, которое будет оказываться всеми средствами, юридическими и иными, имеющимися в распоряжении города».

Комментаторы немедленно пустились в рассуждения о том, какие именно меры имелись в виду под словом «иные», а губернатор, который всегда недолюбливал мэра, возбудил иск в Федеральном суде от имени и по поручению муниципалитетов штата Нью-Йорк. Тем временем НАСА, презрев все предостережения о неразрешимых научных проблемах, подключило к решению задачи всю свою колоссальную батарею электронных мозгов. Русские заявили, что создадут собственный обруч в течение шестидесяти дней. Одни лишь китайцы посмеивались, поскольку у них основная часть мусора перерабатывалась в органический компост, к тому же они были слишком бедны и слишком бережливы, чтобы тяготиться подобными проблемами. К сожалению, китайцы находились слишком далеко, чтобы их насмешки успокоили Америку. Волна гнева нарастала день ото дня. Из героя и чудака профессор Хеплмейер стал быстро превращаться во врага народа номер один. Его публично обвиняли в том, что он — коммунист, сумасшедший, маниакальный эгоист, да еще и убийца в придачу.