Владимир Васильев: Микрошечка

- Да, возможно, это последнее "прощай" прежнему миру. Громадному, не очень приветливому, но, в общем-то родному, знакомому. А впереди неизвестность. Неизвестность вовсе не означает небытие. А незримое присутствие тех, кого мы любим - не кошмар, а спасение!

- Просто нам очень хочется в это верить.

- Ты сама упомянула о неизвестных нам психических каналах информации... - не растерялся мой оптимистичный. - Так, может быть, в нас эта вера оттого, что по этим самым каналам мы ощущаем реальное основание для нее?

- Я думаю, что мы просто защищаемся от ужаса, - не могла я преодолеть своего пессимизма. Может быть, потому не могла, что в моем положении поверить и разочароваться было бы слишком жестоко. Тем более, что и утешить будет некому. Так лучше сразу настроиться на худшее. Легче будет принимать плохое.

- А я думаю, что это срабатывает инстинкт вечной жизни, спасающий нашу психику от саморазрушения, потому что она понадобится нам во время исхода в новое качество...

- Как же я смогу тебя дождаться, если перестану быть собой?! В новом, как ты выразился, качестве...

- Но если твоя психика не разрушится, ты не забудешь меня!

- Не забуду, - согласилась я, ибо это было чистой правдой... Сейчас.

- А не забудешь, станешь ждать. И я приду.

- Очень красивая сказка, - невольно вздохнула я. Очень бы хотелось поверить в нее.

- Твоим голосом вопиет громадное "но", - учуял мой чуткий. - Не надо никаких "но".

- Тогда, может, на пару засунем головы в песок, аки страусы? усмехнулась я.

- Что ты имеешь в виду? -притворился он непонятливым.

- Я имею в виду, что, скорей всего, мы расстанемся навсегда... Из этого и надо исходить...

Разрази меня гром, если я знала тогда, как исходить из этого, и куда направляться.

- Тогда мою голову надо не в песок, - помрачнел мой ненаглядный. -А на плаху. Я не хочу оставаться здесь... Без тебя... Без надежды увидеть тебя снова...

- Так возникают мифы, а из мифов - религии. В нашей смертности - их бессмертие... Я не хочу лишать тебя надежды. И сама не хочу ее терять, но нельзя позволять иллюзиям подменять реальность... А реальность состоит в том, что как бы мало времени нам не оставалось - оно наше. Не слишком ли это жестоко - швырять его в пустоту?

- В пустоту, действительно, было бы жестоко, - обнял он меня за плечи. - Только я предлагаю прямо противоположное - продлить время нашего общения до максимально возможных пределов. Каковы они, насколько мне известно, никто не знает...

- Кроме святых отцов, быть может, - вынуждена была согласиться я с очевидностью.

- Не смею утверждать, ибо не посвящен, но предполагаю, что их гипотетическая осведомленность в этом вопросе - блеф. Коснувшись проблемы, я понял, сколь серьезного научного обеспечения она требует. Они же не допускают науку в эту сферу.

- Официально. Твою науку. У них веками могла развиваться своя тайная наука. Знание - власть. Особенно, если оно касается проблем жизни и смерти, - предположила я.

- Возможно, - передернул плечами мой любознательный, - но нам от такой науки ни жарко, ни холодно. Приходится худо-бедно развивать свою.

- Но этим ты нарушаешь официальный запрет! - предупредила я. - Мне-то бояться уже нечего, а вот тебе...

- А мне без тебя и подавно! - распетушился мой самоотверженный. Скорее свидимся...

- Не знаю - не знаю, свидимся ли, если один уменьшится, а второй будет сожжен, - попыталась я охладить его неуемный пыл. - Посягая на тайное тайных, не надо становиться идиотом.

- Так уж и сожжен, - хмыкнул он, - не те времена... А идиотом как раз надо быть. Разве разумный посягнет?! И я не посягнул бы... Однако хватит философствовать. Послушай лучше, в чем конкретно состоит моя идея. Тебе интересно?

- Интересно, - честно призналась я. Во-первых, мне всегда были интересны его гениальные идеи, во-вторых, сейчас они касались непосредственно моего катастрофического положения. Уж куда интересней!

- Тогда слушай и смотри!

* * *

С тех пор прошло не больше месяца. Я уже не достаю макушкой до его пояса. Он стал привозить мне детскую одежду, но оставлял меня очень редко. У меня появилась боязнь одиночества. С коллегами он общался, в основном, по телефону. Работал в локальной компьютерной сети озонного проекта. Но, понятное дело, к.п.д. его как руководителя проекта было не велико. Однако его не смещали, видимо, надеялись, что в ближайшем будущем он освободится... от меня.

Пожалуй, они правы.

Меня же работа над проектом совсем перестала занимать. Пустая никчемная суета, иллюзия осмысленности кратковременного существования. Ясно, что сия иллюзия необходима, чтобы не свихнуться. Но стоит ли предаваться иллюзиям пред ликом Вечности? Для себя я решила - не стоит. При этом я очень скоро стала задаваться вопросом: а есть ли у человека пред ликом Вечности, вообще, что-либо, кроме его собственных иллюзий? И, прежде всего, не есть ли иллюзия сама Вечность? Впрочем, проблемы Вечности несоизмеримы с информацией, доступной искорке бытия, то бишь мне, посему я быстро отвернулась от них, постановив считать Вечностью то время, которое выходит за пределы моей жизни. А что же тогда моя жизнь? Это Вечность, остановившаяся, чтобы удивленно рассмотреть саму себя.