Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

— Марат, — тихо, сдавленным голосом остановил его Павлик, — ты не помнишь? Я давно дал ему почитать книжку из библиотеки… «Роб-Рой» Вальтер Скотта. Он сказал, что ты взял ее у него. Она у тебя, Марат?

Голос у него задрожал, губы искривились. С неудержимо текущими слезами он спрятал лицо на груди Марата и прерывающимся голосом проговорил:

— Ах, Марат, как ему нравилась эта книга! Как ему нравился Роб-Рой! Он говорил: «Вот это герой!» А сам? А сам?..

Марат, словно только что пришел в себя, помолчал, потом положил руку на голову мальчика.

— Не плачь, Павлик… Мы должны быть всегда готовы к этому… Представь себе, что он погиб в бою…

— Так ведь то в бою! — воскликнул Павлик, отрывая мокрое лицо от груди Марата. — А тут…

— И это был бой, голубчик. Бой за спасение «Пионера». И он погиб на боевом посту.

Павлик помолчал, потом, опустив голову и вытирая кулаком слезы, прошептал:

— Я его никогда, никогда не забуду! А ты, Марат?

— Я тоже, Павлик… — вздохнул Марат, и хохолок на его темени грустно задрожал.

Они помолчали, потом Марат сказал:

— Ты слышал, Павлик, капитан послал радиограмму во Владивосток и сообщил об этом происшествии… Он просил немедленно послать на остров самый лучший, самый быстроходный гидроплан, чтобы отыскать Скворешню, живого или мертвого. Он долетит до острова еще скорее, чем могла бы вернуться туда подлодка. И капитан еще предложил, чтобы подлодка встретила гидроплан где-нибудь в океане и передала ему своего водолаза со скафандром. Говорят, что Арсен Давидович упросил капитана, чтобы именно его отправили туда на гидроплане. Он ведь врач и опытный водолаз.

— Какой он замечательный, наш капитан! — с восхищением сказал Павлик. — И Арсен Давидович тоже… — Затем, вздохнув, добавил: — И все здесь такие хорошие… Правда, Марат?

В ночь на двадцать первое августа «Пионер» проходил вдоль островов Фаннинга, редкой цепью протянувшихся с северо-запада на юго-восток. Оставив их по правому борту, «Пионер» оказался перед обширными пространствами океана, почти совершенно пустынными вплоть до Японских островов. Лишь несколько одиноких островков да затерянных рифов скудно оживляли эту безграничную водную ширь, густо усыпанную зато к юго-западу от пути «Пионера» бесчисленными островами Маршальского, Каролинского и Бонинского архипелагов.

Здесь, над огромными безопасными глубинами, стремясь выгадать несколько часов в борьбе с обгоняющим подводную лодку солнцем, капитан пустил в ход все резервы «Пионера» и довел его скорость до двенадцати десятых. «Пионер» несся теперь с немыслимой для подводного плавания быстротой. В черных толщах вод он летел, словно раскаленная комета с белым хвостом из пара. Ни одно из попадавшихся ему навстречу живых существ, даже самые быстрые дельфины и меч-рыбы не успевали свернуть в сторону и погибали от мгновенного соприкосновения с раскаленным до двух тысяч двухсот градусов корпусом корабля. Даже перед огромным кашалотом, имевшим несчастье оказаться на пути, «Пионер» не счел нужным уклониться чуть в сторону и проскочил сквозь него, словно гигантский огненный меч.

К концу третьих суток благодаря этой быстроте подводная лодка выиграла во времени около пяти часов, и ее отделяло теперь от северной оконечности острова Ниппон — самого крупного среди Японских островов — расстояние всего лишь около тысячи километров.

Работы по ликвидации недоделок уже были почти закончены. Оставалось лишь привести в порядок осветительную и сигнализационную сеть в жилых помещениях, покрыть краской некоторые машины и переборки, разобрать материалы и оборудование, сваленные в выходной камере во время погрузки. Старший лейтенант отложил эти второстепенные работы на последнюю очередь, чтобы заняться ими после общего собрания, которое должно было состояться в этот день вечером.

Жизнь на «Пионере» входила в свою обычную колею. Но команда тосковала теперь по работе. Работа давала возможность хотя бы немного, хотя бы не надолго, урывками забывать о незаживающей, ноющей ране, о неизбывном горе, об утрате, понесенной дружной семьей, летевшей теперь к гостеприимным, радушным берегам родины. Скорбь о погибшем товарище отравляла радость возвращения.

На двадцать часов двадцать второго августа, почти в преддверии родных вод, комиссар Семин назначил общее собрание всей свободной от вахт и дежурств части команды для подведения научных, технических и боевых итогов похода — исторического, прославившегося потом на весь мир похода советской подводной лодки сквозь два океана.