Филип Фармер - Одиссея Грина

Само собой разумеется, — не всех пионеров влекла жажда наживы. Есть ведь и такая вещь, как любовь к приключениям. Любовь не бескорыстная, конечно. Даже самые бесшабашные видели где-то впереди свое Эльдорадо. Жадность завлекла к границам неизвестного куда больше людей, чем любопытство…

— Ты думаешь, что останки ветроходов должны встречаться чаще, несмотря на громадные пространства равнины, — сказала Эмра, вмешиваясь в его размышления. — Но дикари и пираты мигом растаскивают все до гвоздика.

— Извини, мама, что вмешиваюсь, — произнес Гризкветр, — но я слышал, как матрос Зууб говорил однажды об этом же самом. Он сказал, что видел как-то раз ветряк, вроде бы распотрошенный пиратами. Он был в трех днях пути от Ешкаваяха, города на далеком севере. Он сказал, что их ветряк был там неделю и возвращался той же дорогой. Но когда они подошли к тому месту, обломков уже не было, ни кусочка. Даже кости погибших пропали. И он говорил еще, что это напомнило ему историю, которую рассказывал ему отец, когда он был маленьким. Его отец рассказывал, будто бы их корабль однажды чуть не влетел в огромную не отмеченную на картах яму. Она была большая, почти сотня футов в поперечнике, а земля была выброшена наружу, как у вулкана. Сначала они подумали, что это начинает извергаться вулкан, хотя никогда не слышали, что такое бывает на Ксердимуре. Потом они встретили корабль, на котором люди видели, как эта яма появилась. Они сказали, что она получилась от большой падучей звезды…

— Метеорит, — прокомментировал Грин.

— Ну, это все равно, отчего она получилась. А самое странное, что когда они проходили это же самое место через месяц — яма исчезла. На том месте снова росла трава и поверхность была ровной, как будто ничего не разрывало покров земли. Как это объяснить, отец?

— Есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам, — ответил Грин не слишком любезно, к тому же чувствуя, что не совсем точно воспроизводит цитату.

Эмра и ее сын удивленно заморгали.

— Горацио?

— Не берите в голову, это я так… к слову.

— Тот матрос говорил, что, возможно, это дело богов, которые тайно работают по ночам, чтобы долина оставалась ровной и свободной от всяких помех, дабы их верные почитатели могли ходить здесь под парусами и получать выгоду.

— Неужто ссылки на чудесное вмешательство никогда не прекратятся? — произнес Грин, поднимаясь с груды мехов. — Мне пора на вахту.

Он поцеловал Эмру, служанку, детей и вышел из-под навеса. Он довольно беззаботно шел по палубе, погруженный в размышления. Как реагировала бы Эмра, если бы он рассказал ей правду о своем происхождении? Сможет ли она воспринять существование тысяч других миров, настолько удаленных друг от друга, что человеку понадобилось бы два миллиона лет, чтобы пройти расстояние от Земли до ее родной планеты? Или она автоматически, как здесь и принято, подумает, что он демон в человеческом обличье? Для нее это будет естественнее. Если смотреть непредвзято — это наиболее вероятная реакция при недостатке научных знаний. По-видимому, так и будет.

Кто-то столкнулся с ним. Очнувшись от задумчивости, он машинально извинился на английском языке.

— Не смей проклинать меня на своем тарабарском наречии! — огрызнулся Грэзут, маленький пухлый арфист.

Рядом с ним стоял Эзкр. Он проговорил, кривя губы в презрительной усмешке:

— Этот гордец считает, что через тебя можно переступить, Грэзут, потому что ты не отомстил ему за оскорбление твоей арфы.

Грэзут надул щеки, покраснел и бросил на Грина свирепый взгляд.

— Только потому, что Майрен запретил поединки, я не вонзил свой кинжал в этого сына иззота!

Грин переводил взгляд с одного на другого. Похоже, эту сцену приготовили для него заранее, и ее финал не сулил ему ничего хорошего.

— Отойдите! — произнес он надменно. — Вы нарушаете порядок на судне. Майрену это не понравится.

— В самом деле?! — ответил Грэзут. — Ты думаешь, Майрена заботит твоя судьба? Ты паршивый матрос, и меня каждый раз корчит, когда я называю тебя братом. Я плююсь каждый раз, когда говорю тебе это, брат!

Грэзут подтвердил свои слова плевком. Стоящий по ветру Грин почувствовал влажные брызги на своих голых ногах. Он начал свирепеть.

— Прочь с дороги, или я доложу о тебе первому помощнику, — твердо произнес он и прошел мимо них. Они дали ему пройти, но у него было такое ощущение под лопаткой, как будто туда вонзили нож. Ясное дело, они не настолько глупы, чтобы очутиться потом с перерезанными поджилками за бортом корабля. Так наказывалось трусливое убийство. Но эти люди настолько безрассудны, что вполне способны в ярости полоснуть его ножом.