Андрей Платонов - Происшествие в Нескучном саду (сборник)

В комнате было полутемно; солнечный луч, проникнув через узкую прорезь между шторами, дробился в гранях стакана и отбрасывал радужные блики на тетрадь…

Безжизненное тело бережно перенесли на кушетку.

– Несомненно, отравление! – сказал Федотов, не сводя глаз с иссиня-бледного лица друга и в волнении не находя его пульса. – Пульса, по-моему, нет. Руки ледяные, как у мертвеца.

Кулябко отстранил его спокойно – врач не должен нервничать у постели больного, – потом поднес к губам Гонцова круглое зеркальце.

Гладкая поверхность осталась такой же чистой, как была.

– Не дышит, – пронесся приглушенный шепот.

– Ток! – приказал Кулябко грозно.

В тех случаях, когда смерть сомнительна и зеркало не затуманивается, врачи прибегают к последнему средству- пропускают электрический ток через мышцы и нервы тела.

Люди ждали, толпясь подле кушетки.

– Да, нервы реагируют на ток, – сказал Кулябко, поднимаясь. – Он спит. Vita minima, мнимая смерть, состояние, схожее с летаргией…

Тетрадь опытов была раскрыта на почти чистом листе, где стояло: «Всем этим многочисленным условиям и должен удовлетворять идеальный антидот, могущий при регулярном введении в организм уничтожить потребность в естественном сне и создать…» Запись на этом обрывалась. Следующее слово, выведенное каракулями, было неразборчиво. В этот миг в организме Гонцова произошла, видимо, загадочная катастрофа, погрузившая его в забытье.

Заскрипели колеса тележки, на которой обычно перевозили пациентов в операционную.

– Что ж, продолжайте работу! – обратился Кулябко к стоявшим вокруг него в молчании сотрудникам Гонцова. – Несчастье с Гонцовым должно заставить вас работать еще настойчивее, но вместе с тем и осторожнее. Исследуйте, прежде всего, синий осадок, оставшийся в мензурке. Где тетрадь записей, которые вел Гонцов?

– Она у меня, Николай Петрович, – сказал Федотов, показывая драгоценную тетрадь.

– Тогда пойдемте.

Кулябко и Федотов, негромко переговариваясь, последовали за тележкой, на которой покачивалось тело Гонцова. Оно было прикрыто простыней и сразу стало казаться длиннее. Лицо, запрокинутое на подушках, поражало своей странной прозрачностью.

– Я хочу понять, почему так случилось, – глухо сказал Федотов. – Он надорвался, Николай Петрович? Или в формуле была ошибка? Что произошло в его организме?

– Мы сможем ответить на это только после детального исследования. Скорее всего, он допустил ошибку в дозировке. Большинство противоядий, как вам известно, сами по себе яды. Это обоюдоострое оружие, обращаться с которым надо с величайшей осмотрительностью. Представьте себе, например, что случилось бы с больным, если бы врач выписал ему удесятеренную дозу стрихнина. Возможно, что то же произошло и с вновь открытым противоядием. Бедняга Гонцов был чересчур увлекающимся и нетерпеливым…

– Был? Вы сказали – был? – Значит, вы думаете, он не проснется больше… Умрет?

Николай Петрович сердито прокашлялся, чтобы скрыть признак слабости предательскую дрожь в голосе.

– Я не хочу обманывать ни себя, ни вас, – сказал он, помолчав. – Надежды нет, мой друг. Река забвения уносит Виктора далеко от нас… Летаргический сон может длиться годами, и больной погибает от истощения. А искусственное питание, при современном знании этого вопроса, настолько несовершенно, что…

Продолжая разговаривать, они прошли вслед за тележкой в операционную, где решено было оставить тело Гонцова до медицинского консилиума.

За печальной процессией захлопнулась стеклянная дверь.

…Берясь за перо, Гонцов с удивлением отметил, что шум в ушах все возрастает, становится нестерпимым.

Ему представилось вдруг, что он еще смотрит в стакан, где плескалась голубоватая искрящаяся жидкость.

Странные золотые пятна, мелькавшие там, особенно притягивали его внимание. Веки его тяжелели: он попытался придержать их пальцами, но они не повиновались ему.

Целый дождь желтых брызг струился перед его плотно зажмуренными глазами.

Спустя некоторое время он догадался, что это – падающие осенние листья. Они сыпались на него с ветвей, низко нагнувшихся над водой, задевали его лицо, и он не мог отвести их руками, потому что чувствовал скованность движений, как в кошмарах.

Да, он плыл, лежа навзничь, по реке. Шуршали падающие листья. Водоросли, вытянутые вдоль течения, цеплялись за его одежду. Потом он начал медленно и плавно погружаться, не испытывая страха, но только очень сильную усталость, безучастный к окружающему.