- Я-то думаю, что это у вас тихо? А он этику-эстетику наводит.
Через дорогу шел Дорофеев.
- Присаживайся, Николай Степанович, чай будем пить.
- Только что отчаялся. Разве что кружечку за компанию.
Дорофеев похекивая и покряхтывая присел.
- Спину досадил,- пояснил он.- Говорил этому обормоту, сыну своему, давай еще кого-нибудь на помощь позовем, а он: "Поднимем, батя". Вот и подняли.
- Что?
- Да бревно же. Помнишь, ель у меня стояла посреди участка? Спилили. Теперь придется тракториста нанимать, не могу пень вытащить. Хороший чай. Откуда воду берешь?
- Генка принес. Родник он нашел. Как раз та тропа, которую вы показали, и пересекает ручеек.
- Следопыт. Я тоже нынче утром туда сходил. Раньше-то лепился. Далеко. Говорят, самая вкусная вода в округе. Остальные ручьи болотом пахнут. Генка-то где?
- Заболел.
- Вот и я что-то тоже сегодня не в форме. Спина не гнется, на душе муторно. Брожу между штабелями бревен, как сирота. Война вспоминается. Товарищи.
- Степаныч, я что, здесь раньше лесопункт был? Уж очень лес ровный, словно все деревья в одно время поднялись.
- Так, так. Гонный лес. Вырублено было все. Потом молодняк пророс, стали деревца друг друга тенить. Вот и вымахали - длинные да тонкие. Когда-то здесь сосен было-море. Рассказывают, лесопункт в передовых ходил. Да только не долгой его слава была. Как свели бор, остатки которого мы добираем, стали рабочие увольняться. Известно, варяги по найму, урвали шальной рубль - и по домам. Да в здешних краях еще чище случай был. Видел у станции грузовик на полянке? Ничей он.
- Как так?
- Лет пять назад приехала сюда бригада шабашников. Подрядились эти мужики просеку под высоковольтную линию рубить. Говорят, денег нам за работу не надо, а разрешите тот лес, который срежем, в наш колхоз отвезти. Ладно, местное начальство согласилось. Двенадцать километров тянули трассу, а как дошли до нашей станции, все бросили - котлопункт, бытовку, машину, на которой лесорубов возили, да только их и видели. Даже лес, ради которого работали, не весь загрузили. А машина та на ходу. Аккумулятор только кто-то снял. Тебе не нужен грузовик? А то возьми.
Постанывая, Дорофеев встал.
- Тракторист сейчас должен подойти. Надо ему показать, как да что.
Я еще посидел немного у хиреющего костерка. Клонило в сон. Сами собой закрывались глаза. Руки были словно водой налиты - не поднять. "Прав Генка - дождь будет". Заставил себя убрать продукты, посуду, инструмент, натянул на крышу времянки полиэтилен, который привез из дому. "Вот он - прогресс. Нансену с товарищем, чтобы накрыть хижину, пришлось с риском для жизни из-за шкур моржей бить". Топчан у Генки был сколочен из осиновых плах. Переложил слежавшийся лапник, лег, мысли об угасшем лесопункте, артели "журавлей", брошенной машине смутно шевелились, как большие рыбины в глубине...
Проснулся я от крика. "Что случилось? Где я?
А, в будке. Кто кричал?" Распахнул скрипучую дверь. В лицо ударил солнечный свет. Сверкал после дождя лес. Я спал часа два. Да спал ли? Словно наяву видел, как до темно-лилового загустела синь неба и со скоростью курьерского промчался ливень, неистовый, словно лось в осенний гоп.
- Что же ты делаешь?!-раздалось где-то рядом.
Я бросился через дорогу. Посреди участка Дорофеева стоял бульдозер. В его кабине прятался напуганный тракторист. Около тяжелой машины - грязный, взбешенный, справедливый - метался Степаныч, пинал литые траки, блестящий нож отвала.
- Я тебя просил пень сковырнуть. А ты дерн снимаешь. По живому режешь. Пошел прочь!
Он еще раз пнул гусеницу и, уставший, сел прямо на землю.
Взревывая и обидчиво пыхая, трактор попятился с участка.
- Дай закурить,- сердито сказал Дорофеев.- Вот ведь паразит какой! Как начал лужайку утюжить, у меня аж сердце оборвалось. Словно кожу он у меня со спины содрал.
Отсыпав Дорофееву папирос, я отправился к своим бревнышкам - посидеть, подумать.
Странно все это было. Степаныч, который не моргнув глазом спилил деревья на участке и перекопал половину его под огород, вдруг пожалел траву. Что случилось?
Ведь он и корчевку пней затеял для того, чтобы грядки дальше протянуть. А тут еще мой полусон-полуявь. Лежа в избушке па топчане, я чувствовал себя как... дерево, как дерево перед грозой. Да, как вот эти березы. И судя по всему, то же самое, но раньше и острее пришло к Генке. Что-то он бормотал о ливне, который землю из-под ног выроет. А перед этим жаловался, мол, тело все истыкано. Стоя рядом с деревьями, в которые сам же заколотил гвозди. Что произошло? Чья воля заставила и Генку, и Степаныча жить горестями и болью леса? "Кожу он мне содрал..." И в то же время тракторист хладнокровно взрезывает пласт дернины, рвет всей мощью дизеля нежную дресву корней. Я сам неделю назад прошел с топором наш склон. Ведь не дрогнула рука, когда валил трепетавший молодняк. А сегодня рубить не хочется. Чем сегодняшний день отличается от предыдущих? Я вспоминал. Потайная тропка, царевна-лягушка под листом вахты, сладкая ключевая вода. Вода...
Читать дальше