— Согласен. Перебора допускать не следует. Всё, никакого пития. Завязываю я с этим делом. Пятьдесят грамм на посошок, потом стихотворение одного китайского поэта и в люльку. Спать, спать и спать.
— Хорошо, — рассмеялся Марк. — А что за поэт?
— Тао Юаньмин.
— О, прекрасно!
— Ты знаком с его творчеством? — удивился я.
— Конечно. Я же любитель восточной поэзии.
— Ты слушаешь?
— Внимательно слушаю.
— Подожди, выпьем…
Мы выпили, тягостно посмотрели на знойное и мутное небо сентября, вздохнули каждый о своём.
— Давай, цитируй уважаемого Тао и разбегаемся.
«В мире жизнь человека не имеет корней глубоких.
Упорхнёт она, словно над дорогою лёгкая пыль.
И развеется всюду, вслед за ветром, кружась, умчится.
Так и я, здесь живущий, не навеки в тело одет».
— Неплохо! — восхитился Марк а потом вдруг сильно опечалился.
— Ладно, пришла пора прощаний, — я ободряюще похлопал товарища по плечу.
Мы ещё некоторое время задумчиво посмотрели в тягучее и невыносимо жаркое небо печальной осени, а потом разошлись каждый в свою сторону, вернее сели в свои лимузины и разъехались.
От благодати до несчастий нас отделяет порой всего лишь один шаг.
Древне восточное.
Мы с Натальей, не торопясь, шли по роскошной приморской набережной, с удовольствием вдыхали волшебные и пьянящие запахи, которые небрежно дарила нам безнадёжно постаревшая южная осень.
Тяжело и мерно колыхалось море цвета ультрамарин. Цвели какие-то тропические и полутропические растения. Небо было таким чистым, высоким, голубым и ясным, что хотелось в него взлететь и никогда не возвращаться на грешную землю. О, вроде бы я как-то выразил эту гениальную мысль в одном из своих не менее гениальных романов! Ну, что поделать… Всё в жизни вертится и крутится вокруг да около одного и того же. Всё обречено вращаться по бесконечному кругу. Всё повторяется из века в век. Выразил мысль и выразил. Пройдёт, забудется и исчезнет и это… И кто-то выразит нечто подобное через сотню или тысячу лет. Вечная история. Вечная тема.
— Ах, как хорошо! Как всё превосходно, замечательно и волшебно, — почему-то грустно и тоскливо произнесла Наташа.
— И почему же в ваших словах, моя дорогая, присутствует такая грусть, а также наличествует тоска, непередаваемая словами?
— А потому, что именно осенью мы остро понимаем, что всё проходит, и всё конечно.
— Да, мысль банальная, высказанная миллионами или миллиардами людей до нас, но каждый раз она воспринимается как величайшее, гениальное и самое свежее откровение.
— Не издевайся! Хватит. Поговорим о другом, — сначала устало произнесла, а потом вдруг восторженно воскликнула Наташа. — Слушай, я всё никак не могу прийти в себя после твоего последнего концерта в Кремле. Боже, что ты вытворял! Как ты играл! Это было что-то невероятное, умопомрачительное, потрясающее и непередаваемое словами! Зал чуть не сошёл с ума!
— Бывает, — небрежно усмехнулся я.
— Когда Президент вручал тебе орден, то я заметила, что у него тряслись руки. Вот это да! Ну, ты красавчик, ну ты и умница! Гений, истинный гений! Боже мой, Боже мой!
— Ну, накаркала, — скривился я.
— Что?
— Ты не заметила вон того весёлого и очень жизнерадостного господина в чёрном, который идёт нам навстречу?
— Боже мой! О, Господь наш!
— Да, он самый. И хватит о нём упоминать в суе!
Человек в Чёрном плавно приблизился к нам, улыбнулся, слегка поклонился, чувственно и страстно поцеловал Наташину ручку.
— Добрый день, господа.
— Здравствуйте, уважаемый Создатель. Как ваши дела? — спросил я и пожал ему руку.
— Всё великолепно! Замечательно! В моей жизни произошли три великих события! — восторженно воскликнул Бог. — Немедленно и сейчас же по этим поводам накрываю поляну!
— И каковы они, эти события? — спросила Наталья, томно щуря лазоревые глазки, и изящно и призывно накручивая на пальчик завиток пшеничных густых волос.
— Ну, во-первых, я восхищён последним концертом Маэстро, — счастливо улыбнулся Создатель. — Всё-таки к его успеху я имею самое прямое отношение. Это было великолепно, гениально и неповторимо! Президент чуть не потерял сознание на двадцатой минуте исполнения Восьмой Симфонии. О, как всё было неподражаемо и отточено! Я в полном восторге от концерта, и некоторое время, сознаюсь, находился в каком-то тягучем и ужасном трансе, из которого вышел только через двое или трое суток! Маэстро, браво!
Читать дальше