Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

— Приятно было встретить вас на пути в небытие, Александр, — печально произнёс Аристарх и с ненавистью посмотрел в небо, которое было по-прежнему высоким, безмятежным, слегка синим, спокойным и идеально чистым.

— Взаимно приятно, тем более, что я, вроде бы, как никогда и никто, очень близок к этому самому пути. Увы, более близок, чем вы. Всё-таки смертная казнь вам не грозит. А вот я…

— Кто знает, кто знает.

— И так. Тёщу мы, значит, не убиваем?

— Нет.

— Хорошо. Сосредоточимся. Успокоимся. Расслабимся. Сконцентрируемся и внимательно проанализируем ситуацию. Вернёмся к самому началу, — устало и мрачно произнёс я. — А каким образом вы убили жену?

— У меня квартира в центре города, на двадцатом этаже. Выкинул я эту стерву, изменницу, сучку лживую и порочную, мегеру, ну, свою жену, с балкона и с огромным удовольствием и восторгом проследил за её падением вниз, на брусчатку.

— Ужас!

— О, какие были дикие вопли во время полёта, о, как разбилась её голова, о, как мозги и кровавые ошмётки разлетелись в разные стороны, шокируя гуляющих неподалёку детей! О, как они завизжали и попадали в обморок! О, как она, вся покорёженная и без одежды лежала перед подъездом и на неё глазели все, кому не лень! Сука, так ей и надо, изменнице и гадости!

— Что, она была полностью голая?! Даже без лифчика и трусов? — удивился я.

— Да, без них. Какие трусы?! Дело в том, что незадолго до её падения мы с нею занимались любовью, и именно в самый ответственный момент она, находясь в полном экстазе, заорала: «О, Гавриил, о, мой Бог! Люблю тебя!!!».

— Слушайте! История какая-то невероятная! Это же сюжет для книги! — искренне изумился, восхитился и воодушевился я. — Ну, и что же было далее?! Ну, колитесь по полной программе!

— А что было… вздохнул Аристарх. — Слегка придушил я эту порочную суку перед её падением.

— Как!? — ужаснулся и удивился я. — Зачем же нужны были такие кардинальные меры? Можно же было спокойно выяснить отношения. Может быть, женщина, когда кончала, имела в виду святого и непорочного Архангела нашего, Гавриила? Когда она испытывала оргазм, то всевозможные вывихи в сознании могли произойти. Всякое бывает в нашей жизни, тем более во время наивысшего наслаждения и напряжения всех внутренних сил.

— Ну, во-первых, она абсолютно неверующая, а во-вторых, вы знакомы хоть с одним мужчиной по имени Гавриил?

— Нет.

— То-то и оно! А вот моего заместителя, преданного и верного товарища и приятеля, а также близкого друга моей семьи и моего лучшего друга ещё со школьных и университетских времён зовут именно так! — снова горько разрыдался Аристарх и решительно выпил ещё одну полную рюмку водки.

— Давайте успокоимся, прогуляемся, присядем вон в том очередном кафе и подумаем о жизни и судьбе, — мягко предложил я.

— Согласен.

Мы прогулялись, присели, снова заказали водку и томатный сок. Не чокаясь, выпили. Помолчали, отстранённо полюбовались слегка сапфировым и бездонным небом.

— Так. Кроме тёщи свидетелей не было?

— Не было.

— А когда ваша супруга, сука конченная, начала, так сказать, свой долгий полёт в глубокое небытие, Валькирия наша незабвенная, то она ещё была жива? — осторожно поинтересовался я.

— Вроде бы! После кратковременного удушения она очнулась, зашевелилась. А потом я её сбросил с балкона. И совершенно не жалею об этом!

— Боже мой! Я вхожу во вкус! Это же меняет всё! Кто и что теперь докажет?! Великолепно!

— Ну, я не знаю… Что вы имеете в виду?

— Эх! Сбросить с тридцатого этажа задушенную женщину или сбросить её не задушенной, — это же совершенно разные вещи!

— С двадцатого этажа.

— Да, да.

— А чем отличается сброшенная предварительно задушенная женщина от не задушенной?

— Это же так просто! — возмутился я.

— Для вас просто.

— Ах, да. Если до падения женщину предварительно задушили, то налицо факт убийства. Если же она упала, будучи перед этим живой и здоровой, то убийство ещё надо доказать. Очень вероятна версия самоубийства, которую следствию очень сложно опровергнуть.

— Понятно.

— Ну, А почему вы не выкинули тёщу, суку эту старую, с тридцатого этажа? — живо поинтересовался я.

— С двадцатого!

— Ну, Бог с ним, с этажом! Почему так гуманно поступили?

— Хорошая, добрая, чувствительная, душевная и отзывчивая баба. Любовь моя последняя. Любит меня, вроде бы. Рука не поднялась, — виновато ответил Аристарх. — Ну, и, кроме того, о чём я вам ранее уже рассказывал, она успела быстро ретироваться. Прыткая, сильная и скользкая сука! Альпинистка, однако. Спортсменка, комсомолка. Бывшая… Но, зараза, форму совершенно не потеряла.