Рэй Брэдбери: Американская фантастическая проза. Библиотека фантастики в 24 томах. Том 18 (1)

Время. Неизбывная и постоянно избываемая категория; вечность и живая реальность существования каждого отдельного смертного. Брэдбери стремится постичь эту двойственность времени в его течении. У него время способно попридержать свой бег, позволить ощутить свою полноту, цвет, вкус, запах, как то происходит в "Вине из одуванчиков" или новелле "Запах сарсапарели". Иной раз писатель поддается ностальгии, однако при этом не упускает из виду, что как нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, так нельзя повторно пережить одно и то же время. В его фантастических притчах время необратимо, в нем "смешалось дыхание жизни и смерти" ("Кошки-мышки"), попытки переиграть его, обмануть, обойти, выпасть из его поступательного движения — рассказы "Кошки-мышки", "Третья экспедиция", "И грянул гром", "Здравствуй и прощай" — завершаются трагически. Достойный человека путь — идти по вектору: "…люди всегда рассуждают насчет бессмертия, так вот, есть один-единственный способ этого самого бессмертия добиться: надо идти дальше, засеять Вселенную" ("Земляничное окошко").

На пути к бессмертию рода людского восстает, однако, призрак ядерной катастрофы, и в творчество писателя входит эсхатологическая тема: он провидит уничтожение рода человеческого и конец времен. В его "марсианских" рассказах, как составивших знаменитую фантастическую сюиту "Марсианские хроники" (1950), так и не включенных туда, многократно возникает панорама мертвой цивилизации. Там же и со страниц других произведений встают видения гибели человечества — миражи огненного ядерного смерча ("Вышивание") и безлюдной Земли ("Будет ласковый дождь…"). Есть у Брэдбери притчи о последних обитателях нашей планеты ("Каникулы"), о панике ("И камни заговорили") или, напротив, смирении перед лицом глобального катаклизма ("Завтра конец света"). Пластические образы атомного апокалипсиса выписаны в повести "451° по Фаренгейту": "Еще одно мгновение — и новый, неузнаваемый, с неправдоподобно высокими зданиями, о каких не мечтал ни один строитель, зданиями, сотканными из брызг раздробленного цемента и блесток разорванного в клочки металла, в путанице обломков, с переместившимися окнами и дверями, фундаментом и крышами, сверкая яркими красками, как водопад, который взметнулся вверх, вместо того чтобы низвергнуться вниз, подобно фантастической фреске, город замер в воздухе, а затем рассыпался и исчез".

Эта повесть (1953) — в одном ряду с хрестоматийными социально-философскими антиутопиями, или книгами-предупреждениями, как их порой называют, XX века. Жанр разработан преимущественно в английской литературе — "Машина времени" (1895) и "Самодержавие мистера Парэма" (1930) Г. Д. Уэллса, "О, дивный новый мир" (1932) О. Хаксли, "1984" (1949) Д. Оруэлла, но обогащен и американскими романами, в частности книгой Д. Лондона "Железная пята" (1907).

Кое-что в "451° по Фаренгейту" Брэдбери позаимствовал у предшественников, ближайшим образом у Оруэлла — идею о воздействии на настоящее путем замалчивания и фальсификации прошлого, например, или извращение сути понятий, преобразуемых в свою противоположность, как с пожарными, которые вместо тушения пожаров занимаются поджогами, — это очевиднейше "перекликается" с "1984", где репрессивно-пыточное ведомство именуется министерством любви, а центр по подлогам архивов — министерством истины. Сожжение книг и заимствовать было не нужно: исторические прецеденты общеизвестны. Главное, однако, не в этом, а в том, что писатель вложил в повесть много заветных мыслей и выношенных наблюдений, раскрыл свою концепцию бытия и места в нем человека: "Солнце горит каждый День. Оно сжигает Время. Вселенная несется по кругу, вертится вокруг своей оси; Время сжигает годы и людей, сжигает само, без помощи Монтэга. А если он, Монтэг, вместе с другими пожарниками будет сжигать то, что создано людьми, а солнце будет сжигать Время, то что останется? Ничего. Все сгорит.

Кто-то должен остановиться. Солнце не остановится. Значит, похоже, остановиться должен он, Монтэг, и те, с кем он работал бок о бок… Где-то вновь должен начаться процесс сбережения ценностей…"

Писатель утверждает непреложность духовных ценностей, накопленных человечеством, необходимость для человека ощущать себя неотъемлемой частью всеобщего мирового порядка и, как основу подлинно цивилизованного существования, общение, показывая, что без общения в умах и душах воцаряется опустошенность. С прозорливостью остерегает он от слишком упрощенного толкования исходных принципов американской демократии: "Мы все должны быть одинаковыми. Не свободными и равными от рождения, как сказано в конституции, а просто мы все должны стать одинаковыми. Пусть люди станут похожи друг на друга как две капли воды; тогда все будут счастливы, ибо не будет вершин, перед которыми люди почувствуют свое ничтожество". Он повествует о зловещих поворотах истории и о постоянстве лучшего в человеке. Он тонко вскрывает разъедающее воздействие на психику бесперебойно работающей машины оболванивания, в какую превращены радио и телевидение. Он анализирует эмоциональный "климат" ядерной эры как производное от постоянного подсознательного страха перед угрозой всеистребления.