Ангела Штайнмюллер - Бог и вирус, или Амулет

— Почти нет летальных исходов, — утешал я ее (и себя), — пока, ты сказала, здесь в Европе почти все выжили. Не давай панике завладеть тобой. Это безобидно, это абсолютно безобидный вирус. Даже нет насморка. Мы всего лишь боимся неизвестного. Скоро ты его победишь! Давай, ложись.

Я расстелил кровать, помог ей раздеться. Температура у нее была уже 38,7. Она, как всегда, меня обошла. И пока я убирал градусник, я подумал о болезни Кройтцфельда-Якоба — коровьем бешенстве, а не Альцгеймере и Паркинсоне, в мою голову дилетанта в медицине больше ничего не пришло. В тот раз при-он, перепрыгнувший с животного на человека и разрушавший структуры мозга, вызвал невероятную панику. Но благодаря миллионам забитых коров и овец эпидемию удалось взять под контроль.

Я сидел на ее кровати и вливал в Хелен горький лечебный чай. Она воображала, что чувствует, как возбудитель постепенно распространялся в ее мозге, изменял ДНК в клетках, как распадались синаптические связи, определенные нейроны начинали расти, объединялись по-новому. Я прошу рассказывать ее детские стихи. «Крыса Алиса в зеленой жилетке прятала дома цветные конфетки». «Вчера я встретила слона, сегодня крокодила, а к вечеру жираф зайдет».

— Все в порядке, видишь, ты их помнишь. Это всего лишь лихорадка. Спи, любимая.

Постепенно ее дыхание успокоилось. Я не знал, как ей помочь, просто был рядом и смотрел за ней.

Левой рукой она сжимала глазковый камень, амулет, который привезла из Турции, когда была еще школьницей. Она носила его даже под защитным комбинезоном в институте. Как часто я дразнил ее за это! Да, это суеверие, защищалась она, но оно ведь и не навредит, да? Даже когда мы занимались любовью, амулет был на ней, глядя на меня своим глазом. Иногда моя маленькая осторожная ученая бывала совсем иррациональной.

Вдруг она продекламировала сквозь сон:

Мой страх за нее рос. Безобидная инфекция почти без смертельных случаев. «Господи, сохрани ее для меня!» — Мне пришлось признаться себе, что я был рациональным стопятидесятипроцентным атеистом. Когда Хелен врезалась в дерево на своем «ситроене», я даже обратился к Богу, в которого не верил, «напрямую»: «Я убежден, что тебя не существует. Но если вдруг я ошибаюсь, пожалуйста, помоги ей. Нет, я не стану жертвовать тебе свечи, я ведь в тебя не верю. Но если я ошибаюсь и ты действительно существуешь, не должен ли ты быть великодушным и внимать старым атеистам? Итак: сделай, что можешь, пусть она будет жива и здорова».

От этого мне полегчало. И Хелен в той катастрофе осталась в целости и сохранности. Однако с того момента я казался себя немного шизофреником. И теперь я умолял снова: «Помоги Хелен победить эту болезнь!» До остального человечества мне, в общем, не было дела.

В конце концов пандемия добралась до СМИ. Первые сообщения о ней попали в сводки сквозь привычные споры о директивах ЕС, отложенные выборы в парламенты земель и вечный вопрос, что делать с углекислым газом, — скорее, из-за их политической составляющей. Новая лихорадка на Ближнем Востоке. Израильские врачи работают рука об руку с врачами ХАМАСа, чтобы сдержать упорную эпидемию. Это было расценено как позитивный политический знак. «Путь к миру через общую болезнь», как это с надеждой определил комментатор.

Затем «летняя лихорадка», как ее назвали, вспыхнула во Франции и, словно гигантский пожар, прошлась по территории ЕС. К этому добавлялись сообщения из России, из Южной Америки, Индии. Министр здравоохранения произносила в интервью по телевидению успокоительные слова, их потом даже выпустили в качестве подкаста: «Не беспокойтесь, это безобидная инфекция, которая скоро пройдет», — и в Ютубе было видно, как со лба она вытирает лихорадочный пот. Директор Института Роберта Коха предостерегал от самолечения. «Риски слишком высоки. В США от одного средства, выдаваемого за лекарство от вируса, погибли многие десятки человек. В общем, остерегайтесь заказа лекарств через интернет!»

Хелен боролась с инфекцией. Еще с температурой она потребовала свой милкшейк, и когда я его принес, процитировала: «Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве! Раз я это помню, мой мозг еще цел».

Между тем Рюдигер потребовал статью. До сих пор я обладал репутацией надежного человека в его глазах, сказал он. Преодолев внутреннее сопротивление, я решился отправить ему текст со всеми «отвечающими желанию читателей» дополнениями. Нельзя сказать, что я был полностью поглощен темой. Если они уволят Хелен, каждый цент будет важен. И, кроме того: что еще двигало мной, если не моя обыкновенная несговорчивость? В мире, находящемся на верной дороге к нейрохаосу, она теряла всякое значение.