Скотт Вестерфелд - Соглашение о неразглашении

Несколькими часами позже мои веки начали подрагивать, и я обнаружил себя в полумире между госпитальной палатой в ЛА и моей клетушкой в Аду. Сам Дьявол, словно некий гордый и радостный супервайзер, подошел, чтобы пожать мне руку и попрощаться.

"Когда же я узнаю Тайну?", прервал я церемонию.

"После доставки продукта. Уж сами постарайтесь, чтобы вас до того не сбил случайный автобус."

"Я буду очень внимателен."

"И не забывайте о нашем маленьком пункте о неразглашении", добавил он.

"Клянусь мамой."

Он жестоко улыбнулся моей самоуверенности. Я видел по его глазам, что он явно ждет, что я не выдержу, рассыплю горох и навечно попаду в его когти. Я начал было говорить что-то храброе.

Но в это мгновение иной мир растаял, и я вернулся в реальность. Яркие огни, жесткие простыни, и неостановимое громыхание моего сознания - целый мир боли. Оказалось, что даже небольшие ожоги первой степени могут довести до последних пределов страдания.

Я захлебнулся криком и замахал руками. Кто-то стиснул мое предплечье и я почувствовал укол морфина.

Поэтому теперь я знаю вдобавок каково это - быть на Небесах.

x x x

Вместе с Харриет мы проделали хорошую работу.

Для новой лавы Ада мы воспользовались пакетом движения жидкости, созданного известными гидрофойл-дизайнерами из Германии. Расширив его параметры небольшой добавкой собственного кода, мы добились причудливого поведения вязкой лавы - наши огненные озера трепетали так же, как лужи под дождем в Техасе. Под поверхностью прятались жерла яростных гейзеров, периодически извергаясь, чтобы выхлестнуть жгучий туман на жестокий ветер преисподней. Харриет выкрасила лаву в зловещий бордовый цвет с текстурой отсканированных фотографий моих еще тогда не заживших, в струпьях, ожогов, и пронизала извилистыми венами ослепляющие глазки ярко-красного электрически-жгучего цвета.

Горы мы решили построить фрактально. Любая зазубренная скала была у нас достаточно остра, чтобы поцарапать алмаз, каждый раздирающий выступ камня иззубрен бесконечно уменьшающимися гранями на гранях, острых как бритва, вплоть до микроскопического уровня. Можно было порезаться просто глядя на такое.

Так же фрактально мы подошли и к Стиксу 2.0, сделав его бесконечно извилистым, бесконечно длинным. Безграничный барьер между мирским и вечным.

Работая бок о бок с Харриет, я видел проект отраженным в ее глазах, их стальная синева загоралась миллионами красных точек нашей палитры гибели и проклятия. Моя рука часто лежала у нее на плече, когда мы горбились перед мониторами по двадцать тысяч баксов за штуку, и я ощущал трепет ее души в напряжении мускулов, тянущихся от шеи до компьютерной мышки в ладони. Образы Ада заводили ее, расширяя ее зрачки до капель ртути в огне нашего виртуального иного мира. Она была на крючке, пригвождена к рабочему месту, ее пронзали первобытные сексуальные отклики на видения смерти.

Могу сказать, что она не поверила в нашего дьявольского клиента. Однако, проект выстроил свою собственную истинность, пока вид в мониторе не стал таким же реальным для нее, как и для тех, кто в один прекрасный день займет это место.

Я понял, что проект захватил ее. Харриет была из тех художников, которые инстинктивно сопротивляются компьютерам только для того, чтобы в конечном счете быть ими соблазненными. Она любила свои картины, но мазок пигмента невозможно скорректировать. Там нет RGB-значений, которые можно менять, нет пикселов, которые можно слегка передвинуть. Ты застреваешь в моменте случившегося без команды Undo и даже без бэкап-файла. И это проигранное дело, как мне всегда казалось. Она вечно мне говорила, что в один прекрасный день выбросит мышку и снова возьмет в руки кисти, однако возможность вновь и вновь переделывать-непреодолимая соблазняющая сирена. Алгоритмы, которые мы - компьютерные психи используем, чтобы колонизировать экран, колонизировали и Харриет.

Это старая история. Религии начинаются со вдохновения безумцев, однако заканчиваются благоразумными канонами и заповедями. Бартерная система рационализируется в ликвидность наличности и кредита. Мифологии переделываются в ролевые игры. Общины становятся надменными пирамидами. С визуальными искусствами и число-перемалывателями это заняло несколько больше времени, но в конечном счете мы всегда побеждаем.

Искусство может быть весьма приятным, однако правят всегда системы, управляемые законами и правилами.