Адам Вишневский-Снерг - 'От разбойника'

И мне нужно было самому обнаружить этих людей, поскольку, провозглашаемое уже несколько лет учение Блеклого Джека не разрушало стены молчания относительно смысла жизни в заполненном декорациями мире.

Я сел на автобус и поехал в направлении Центра, к тому отрезку побережья Вота Нуфо, где вода была настоящей. Здесь я утолил жажду, напившись прямо из озера. Правда, при этом я рисковал наглотаться эмбрионов холеры. Потом я прошел немного дальше.

Весь мост у выезда с Двадцать Девятой Улицы был солидно сконструирован из стали. С обеих сторон его окружала неподдельная вода. Отсюда я не видел никаких декораций. Деревья и другие растения, а также все дома в округе, если смотреть со стороны, образовывали вполне естественный пейзаж. Одни только движущиеся объекты (как например, автомобили и пешеходы) были, в основном, искусственными. Среди прохожих изредка появлялись и настоящие люди. В этом районе на километровом отрезке я насчитал их около трех десятков. Я пытался выяснить, по какому закону можно было бы связать всех живых в одну группу, но никакого правила не открыл. Настоящие прохожие были самые разные - такие, которых в обычных условиях можно встретить на улице где угодно.

Я вышел на прилегающую к озеру площадь, посреди которой высился комплекс суперсовременных, настоящих зданий Университета. Самые высокие части объектов комплекса, укрепленные легкими конструкциями из стали и бетона, врезались в небесную лазурь и отражались на солнце плоскостями из стекла и алюминия. Многоцветные помосты и колонны опирались на мраморные сегменты. На площади росли образчики самых настоящих пальм. Повсюду царила чистота и идеальный порядок.

"Это здесь, - подумал я. - Вот место, где Разум и извечно беспокойная, ищущая правды Мысль вздымаются выше всего. Здесь я легко найду кого-нибудь, кто обнаружит смысл в аргументах, свидетельствующих о кинематографической версии действительности.

Скорым шагом я направился по аллее, обрамленной самыми настоящими кипарисами. И только очутившись в самом здании, я заробел - задрожал, напуганный великолепием интерьера и близостью к титанам мысли. Я до такой степени поддался усиливающейся дрожи, что вместо приготовленных тезисов почувствовал в голове совершенную пустоту. Глядя на руки, я видел лишь траур за ногтями. В таком состоянии можно было опасаться, смогу ли я передать кому-нибудь собранную мною информацию, в форме достаточно завлекательной, чтобы заинтересовать кого-либо.

Я возвратился на площадь, по пути никого не встречая. Еще раз я подошел к фонтану, водяной султан которого орошал свежую зелень травы. Там я помыл руки. "На всякий случай, - подумал я, - чтобы обезопасить себя перед неожиданными эффектами, которые могли быть вызваны эмоциональным подходом к делу, - следовало бы где-нибудь присесть и спокойненько сформулировать все на бумаге. В таком случае у меня было бы больше времени для подбора соответствующих выражений, чем во время беседы. Кроме того - в случае следующего приступа робости, вызванного легендарным профессорским разумом - я мог бы просто передать листок на рассмотрение соответствующему лицу".

Я тут же помчался на угол Двадцатой Улицы, где стоял киоск со всякими нефальшивыми мелочами. Там я купил тетрадку и ручку. После этого я уселся под пинией и на четырех вырванных из тетради листочках представил собственную точку зрения относительно декораций.

Только лишь в университетском коридоре я осознал причину глубочайшей тишины во всем помещении. Я попал сюда во время весенних каникул. Разочарованный неудачей я уже направился-было к выходу, как вдруг услыхал женский голос, раздающийся из-за дверей, мимо которых я проходил, Я поднял голову и увидал табличку с перечислением титулов и исполняемых функций, что покрывала почти половину дверей, ведущих в кабинет профессора.

- Это здесь, - еще раз шепнул я себе с надеждой в голосе, и снова задрожал в тисках нарастающей тревоги. Я даже не был в состоянии прочитать полного текста вывески, Перед глазами у меня мигали лишь фрагменты длинного списка: "один из величайших", "председатель Комитета", "член Президиума", "заместитель директора Института"...

Я вошел.

- Слушаю вас, - вежливо обратилась ко мне механическая секретарша профессора.

Закончив ненастоящий телефонный разговор и положив на место трубку аппарата, провод которого даже не доходил до стенки, она повернулась ко мне на своем кресле, установленном под дверью кабинета за поверхностью элегантного столика. Кукла была абсолютной копией секретарши начальника из Темаля, и сам этот факт меня весьма обеспокоил.