Адам Вишневский-Снерг - Робот

Во второй комнате также царил образцовый порядок. Его нарушило лишь мое сюда вторжение: в круговороте затронутого мною воздуха над стулом кружил бумажный листок. Я схватил его двумя руками и, словно платиновую пластину, перетащил на поверхность стола. Как только я поднял руку, листок вновь закружился. Возмущенный воздух никак не желал успокоиться. На листочке был какой-то короткий текст, но я не мог придержать бумажку рукой, опасаясь, что облучу пальцы из гамма-излучателя. Возможно я и ошибался, но предпочитал не рисковать. Я догадывался, что только излучение, распыленное на окружающих предметах, только отразившееся от них не обладает убийственными свойствами. Гамма-лучи, исходящие прямо из ствола моего оружия, падающие прямо на тело, могли бы мне навредить. Я прижал листок значительным грузом, а именно перекаченным на него со средины стола карандашом. Только все мои усилия были напрасными, поскольку содержание листочка оказалось совершенно банальным: "Если вернешься до полуночи, обязательно позвони Саре".

Я вновь выбрался в полет над улицей. Из многих окон соседнего небоскреба высовывались люди. Их движения, если таковые вообще существовали, своей медлительностью напоминали черепашье перемещения маленькой стрелки часов. Возможно с этой стороны было видно лучше, или же наоборот - почти невозможно было заметить, что происходит вверху, потому что некоторые люди высунулись из окон по пояс. Их лица окаменели с глазами, обращенными на край крыши.

На одном из оконных парапетов стоял мужчина. Когда я подплыл к нему поближе, то увидел его с боку. Меня крайне изумила весьма рискованная позиция его тела. Он отважился выглянуть из-за проходящего над окном навеса. Ногами, вообще-то, он опирался на парапет, но всем своим туловищем уже висел над пропастью. Несмотря на все, ему удалось удерживать равновесие только лишь потому, что судорожно стиснутыми пальцами он хватался за выступ стены. Рукав пиджака вместе с манжетой белой сорочки сполз до самого локтя, обнажив набухшие от усилия мышцы и сдвинутые часы на запястье. Я подсветил с более близкого расстояния: стрелки остановились на тринадцати минутах четвертого. Секундная стрелка застыла возле восьмерки. То есть, до четырнадцати минут четвертого не хватало еще двадцати секунд. На своих часах, которые я тоже видел в отраженном от стены свете, было без двух минут полночь. Поскольку из комнаты теней меня выпихнули приблизительно без четверти одиннадцать (двадцать три - если в укрытии был условный вечер), выходит, что в городе я находился уже час и тринадцать минут.

Три часа, тринадцать минут и сорок секунд - повторил я про себя. Это было актуальное время окаменевшего города. Сирены завыли восемь минут тому назад - в три ноль пять. В девятнадцать минут четвертого - в соответствии с сообщением Тены - произойдет катастрофа. Если я не желал здесь погибнуть вместе с обитателями города, то следовало как можно быстрее установить соотношение двух совершенно различных времен.

Темп прохождения всех процессов в окружавшем меня пространстве был практически незаметен. Секундная стрелка на часах мужчины, в которую я всматривался с тяжело бьющимся сердцем, совершенно не меняла своего положения. Она как застыла возле восьмерки, так возле нее и оставалась. Может эти его часы вообще не шли? Такое ведь тоже было возможно. Вот эти, как раз, могли быть испорченными. Так сколько же времени не хватало до предваряющего катастрофу сотрясения? Я глянул вниз, под ноги, на другую сторону улицы. Знакомый халат, тот же самый, что висел на поручне стула в комнате, залитой магмой, теперь краснел и на хрупком теле Тены. Она еще не дошла до черного кружка. Я облегченно вздохнул.

Сноп света, интенсивность и расширение которого я мог регулировать специальной кнопкой, сейчас был устремлен на лицо клеящегося ко мне мужчины. Я переплыл на его другую сторону. Мне были видны широко открытый, как будто бы застывший в крике рот и голубые глаза, неподвижными зрачками уставившиеся в черную пустоту неба. Там, куда он глядел - вверху, я не мог досмотреться ничего интересного - одна монотонная темнота; зато сильный блеск на глазных яблоках мужчины и выступивший на лице пот, если все это не было признаком горячки...

Я посветил сквозь широко открытое окно вовнутрь комнаты. Там я увидел более десятка человек в различных позах. Около половины присутствующих сидела за длинным, заставленном тарелками и остатками блюд столе. Возле горлышка перевернутого графина на скатерти расцветало коричневое пятно. Его заслонял подвешенный рядом локоть схватывающейся со стула женщины. Еще один мужчина тоже как раз поднимался. Он уже почти что выпрямился, опираясь о стол сжатыми кулаками, вокруг которых вздулось несколько складок сильно смятой скатерти. Плотная струйка табачного дыма висела над его бровями. Остальные люди сидели спокойно за столом, обратившись друг к другу лицами, или же стояли, держа рюмки, в различных углах комнаты. Кто-то поднимал чашку с кофе, другой опорожнял в рот рюмку. Большинство бутылок было почти что пусты.