Валерий Белоусов - Витязи из Наркомпроса

— Слышь, братишка…, — осторожно обратился один из сидельцев к Филе. — Дай чинарик пыхнуть?

— А может, мужики, вам лепше благодатную одолжить? У меня тут как раз завалялась…, — понизив голос, из-под руки показал тот извлеченную откуда-то из недр своего невыразимого словами наряда странно изогнутую железку.

— Не, мы ить не воры! Мы этих дел не знаем! — замотали кудлатыми бородами сидельцы. — Нам ить не тяжело…

… Буквально через пару минут из рассказа чинно пыхающих табачным дымком мужиков Бекренев понял следующее.

Выдернули их из лесной командировки в Потьму на пересуд. Семь часов они шли по лесовозной дороге, подгоняемые своим конвоиром, поедаемые мошкой да оводами. Потом конвоир на жаре малость подустал, и дальше уж ехал у них на закорках. Поочередно, чтобы им обидно не было.

Пришли к переезду, а тут как раз и поезд… Приехали в поселок, дошли до суда, и объявили им там новый срок, добавочный, как злостным саботажникам, потому как работали они очень хорошо, чем и заслужили себе скощуху, получая зачеты за перевыполнение нормы каждый Божий день. Осенью уже на свободу, дурни стоеросовы, с чистой совестью намыливались… А промфинплан за них потом выполнять кто будет, Пушкин, что ли? Вот им и добавили от щедрот.

На радостях (потому как лесорубы они были действительно знатные! и из-за такой сущей ерунды, как УДО, лишаться их никто в лагпункте не хотел!) конвоир приковал их браслетами к этой самой лавочке на майдане, да и рванул погудеть в шалман. А мужики сидели-сидели себе, стало им скушно, потому как они уже пять лет ничего, кроме пеньков не видали. И еще пять лет ничего другого уж верно не увидят! Встали они, взяли с собой чудную барскую лавочку и пошли малость прогуляться, да полюбоваться на местные достопримечательности… А бежать они не согласные. А если написать прошение, как ваша ученая барышня предложила? Ага, это мы знаем, знаем! Приклейте две марки, поможет вам как покойнику припарки… Ну, спаси тя Христос. Благодарствуйте за курево.

И, взвалив лавочку на плечи, словно Иисус Крест Свой, пошли они дальше… Гулять.

— Когда говорят о долготерпении, кротости и безответности великорусского мужика, надо помнить: всё это относится лишь к его индивидам. — с печалью глядя им вслед, задумчиво сказал Филипп Кондратьевич. — А ведь великорусский народ an mass — это совсем другое дело. Во времена смут, революций и войн он не раз показал миру свое настоящее: сильное, отважное и свирепое в праведном гневе, лицо. Показал не раз и… и свою знатную, могучую елду! Русский Народ — это стихийная мощь, от которой еще многим не поздоровится…

При этих его словах дефективный подросток Маслаченко уже привычно округлил глаза, а о. Савва несколько ехидно произнес:

— Мню, Валаамова ослятя опять рекоши? Не пойму я что-то вас, Филлип Кондратьевич, когда же вы подлинный: сейчас, или когда, к примеру, по — мордовски говорите?

— Ну, во-первых, мордовского языка по сути своей не существует. Есть языки мокша, эрьзя, шокшанский, соомский, каратайский и терюханский (смесь эрзянского и татарского)… А во-вторых, вот вы крест свой наперсный под рубахой носите… А ведь это неправильно? Он носится поверх облачения, ризы или рясы, в партикулярном платье же он недопустим, как ношение погон на пиджаке… Но вы же его так носите, скрытно? Тем более, что наперсный крест бывает либо серебряный, либо золотой, а у вас медный? Вы, часом, сами не из катакомбников будете?

— Нет, это меня преп. Дионисий в Свято-Даниловом монастыре благословил Таинства исполнять по сокращенному чину… когда открытое служение угрожает смертной опасностью… сие каноном допускается, да… Но вот что? Где бы нам молока всё же для нашего хлопчика добыть?

— Может, здесь? — указал Бекренев на высокие, закругленные сверху окна на первом этаже нарядного, с эркерами, двухэтажного дома, украшенные поверху плетеными гирляндами лепных плодов и цветов, свисающих из алебастрового рога изобилия…

… Стоя у высокого, застекленного прилавка, на котором горкой серебрились торцы прямоугольных плиток «Мокко» и «Золотого Ярлыка», «Гимна» и «Дирижабля», вдыхая ароматный запах молотого в специальной электрической машине кофе, Бекренев смотрел, как Наташа с восторгом тычет пальчиком в хрустальные вазочки:

— Вот, мне только немножечко, по паре штучек всего, только вкус попробовать… «Мишка-сибиряк», «Красная Москва» и «Золотая нива»… И еще дайте «Броненосец Потемкин», «Мистер Твистер», «Коломбина», «Эсмеральда», «Ковер-самолет», «Наше строительство», «Тачанка» и «Шалость»… А пирожные у вас какие-нибудь есть?