Валерий Белоусов - Витязи из Наркомпроса

Однако, сугубых упущений в службе за собой о. Савва не числил. И полагал, что приношений потому своему начальству ему делать совершенно незачем. И глубоко ошибался! В смысле, не в наличии упущений, а в необходимости регулярных денежных дач.

И, хотя два года назад, почти сразу же, как его поперли, «учреждение антихристово», как называл преставившийся в Бозе митрополит Тихон обновленцев, само собой как-то абсолютно неслышно расточилось, причем большая часть иерархов, тесно и плодотворно друживших аж с двадцатых годов с «органами», исчезло вдруг в нетях, местослужения себе о. Савва подыскать так и не смог, во всех тридцати тысячах храмах на всей территории Союза ССР места в клире ему не было. А из школы его еще раньше поперли, как священника… Вот, как хочешь, так себе и живи.

… Сидя на вагонной лавочке, о. Савва смотрел в пробегавший мимо него неброский русский пейзаж и привычно умн о молился. Однако, не забывал чутко прислушиваться, о чем беседовали сидящие напротив него Валерий Иванович и Наталья Израилевна.

— А скажите, Валерий Иванович…, — осторожно спросила Наташа. — Вы ведь, до прихода в Наркомат учительствовали?

— Да-с. Преподавал в Кратовской железнодорожной школе биологию и химию… Я ведь на медицинском факультете в Университете учился, а там и педагогический цикл читают, имею право преподавать…

— Но ведь вы по образованию всё же врач?

— Ну как, врач… Лекарь военного времени! Ушел с четвертого курса в армию вольноопределяющимся. Сначала был фельдшером в санитарном отряде, потом аттестован на военного врача…

— А почему же вы после войны в медицине не остались? Ведь врачи не меньше Республике нужны, чем педагоги? — продолжала настырно выспрашивать своего неохотно отвечающего собеседника…

— Да я работал врачом, в Даниловском уезде Северной Трудовой Коммуны.

— И что же, вам врачом не понравилось, да? И вы пошли в учительство! Понимаю. Я и сама после восьмилетки мечтала поступить в Московский авиационный техникум, чтобы потом в «Дерижаблестрое» летающие дворцы создавать… А может быть, даже на них летать! А меня вот вызвали в райком комсомола, и сказали: надо!

— Нет, не то…, — со знакомой о. Савве по многим тысячам исповедей душевной надрывной болью сказал Валерий Иванович. — Хотите, расскажу?

«Не надо!» — хотел было сказать о. Савва, но Наташа его опередила:

— Если вам, конечно, не трудно! Вы не подумайте, я не из пустого любопытства… Но нам с вами, может быть, придется…

При словах «Нам с вами…» в глазах Валерия Ивановича вдруг плеснула какая-то совершенно безумная надежда, мгновенно сменившаяся серой пеленой тоски.

— Ну, тогда слушайте. Может быть, после моего рассказа вы положительно раздумаете иметь со мной какое-либо дело… Уехал я жить в провинцию, чтобы найти там тихое пристанище… Уж очень много пришлось повидать, и на Великой, по вашему — Империалистической войне, хотя мы её Второй Отечественной почитали, да на проклятой братоубийственной Гражданской… Да и потом, много было чего…

Нашел я крохотную земскую больницу, вроде той, в которой доктор Вересаев трудился. Представляете, стоит добротная, в лапу рубленная, крытая серебристым осиновым лемехом изба-пятистенка на краю соснового леса, до ближайшего волостного совета в деревне Горушка — десять верст, до уезда — все восемьдесят. Тишина, безлюдье… На две тысячи квадратных верст уезда населения набиралось едва пятнадцать тысяч человек, из них половина проживает в самом уездном центре, старинном городке Данилове, со всеми своими семнадцатью улочками, (из которых целых две центральные улицы мощеные булыжником, освещенные аж двумя десятками керосиновых фонарей), мирно дремлющем над узенькой речушкой Пеленгой. Кругом леса дремучие, в которых медленно и сонно текут коричневые от торфа реки с загадочными именами Соть, Касть, Ухра… Скит, фактически. Тихая обитель. Живи себе, душой отдыхай.

Да ведь свой ад каждый несет у себя за спиной. Стали мне, Наташа, сниться сны… И в каждом из них либо я убиваю, либо меня убивают. Проснешься ни свет, ни заря, весь в ледяном поту… Смотришь, не видя, как за оконным стеклом звезды по небу кружат… А звезды там огромные, мохнатые… Поверите, когда месяца нет, от них тень ложится, зеленоватая такая, призрачная…

Ну вот, один раз попробовал я для облегчения душевной боли героиновую инъекцию… Это, Наташа, лекарство такое, действующее вещество диацетилморфин, широко применяется в качестве обезболивающего и вообще, как капли в нос при гриппе, и как успокаивающее при кашле, тоже.