Валерий Белоусов - Витязи из Наркомпроса

А то, что бесследно вдруг исчезают знакомые ей люди? Приходишь так в свой технарь, а на кабинете директора синеет печатью белая бумажная наклейка… И куда делся заслуженный учитель, инвалид Гражданской войны, краснознаменец, не понимавший к своему горю педологических изысков некоторых своих коллег, никому якобы не ведомо? Это тоже ужасный секрет?

Натка мучительно застонала… Всё она видела и знала. Но полагала: кому надо, те разберутся во всём! И свято верила — она живет в лучшей на всей земле стране! Стране Свободы и Справедливости! И не утратила веру даже сейчас. Потому что вера не требует никаких доказательств. Как сказал бы Филипп Кондратьевич, et mortuus est Dei Filius, prorsus credibile est, quia ineptum est; et sepultus resurrexit, certum est, quia impossibile. (Сын Божий умер; и это вполне вероятно, потому что это безумно. Он погребен и воскрес; и это вполне достоверно, потому что это невозможно.)

Но вот то, что можно навести советский порядок в одном, отдельно взятым за пупыню, поселке Барашево вполне ей по силам, она верила тоже.

И потому, краем уха стала прислушиваться, о чем вдруг заговорил Бекренев с козлобородым провожатым:

— Страшная это болезнь — холера! человек чувствует себя при ней почти здоровым, жалуется только на кишечную слабость и жар. Разговаривает, ест, смеется. И вдруг! Прямо на глазах человека начинает корчить, корежить, он жалуется на кишечное расстройство и рвоту, его начинают сводить судорога и корежить конвульсии, он синеет, чернеет, холодеет и умирает…

— Ваша правда! — согласно кивал головой Валерий Иванович. — Вот, помню, в двадцатом… Остановился наш эшелон как-то на станции Вепнярка: паровоз издох… Ну… Решили мы с товарищами оказии обождать! В помещении вокзала было душно… Пахло карболкой и хлорной известью, которыми проводили дезинфекцию. Всюду валялись больные. Мы тогда решили переждать на свежем воздухе, в уголке пристанционного садочка. Рядом с нами были и другие пассажиры. С вечера, бывало, этак сначала всё сидишь, глядишь, не спишь, а потом… задремлешь. А проснёшься, как поднимешься, и кругом посмотришь — рядом лежат скорчившиеся, посиневшие и почерневшие трупы людей, умерших от холеры. Ужас охватывал меня: ведь только несколько часов назад мы с ними разговаривали, смеялись, спорили с этими несчастными людьми, и вот их уже нет в живых…

— Вот, видите! — убежденно вещал козлобородый. — Мы выполняем важнейшие научные исследования, спасая жизни десятков тысяч людей!

— Согласен. — кивнул утвердительно головой Бекренев. — При этом убивая десятки…

— Да, убивая. И что? Это война! Разве на войне вам не приходилось посылать людей, например, в разведку боем? Чтобы ценой их жизней выявить систему огня неприятеля, и спасти сотни других бойцов?

Бекренев задумался… Потом сказал, убежденно:

— Я врач, и знаю, что иное лекарство требует проверки на человеке… Но: во-первых, настоящий исследователь проверяет всегда на себе. А во-вторых, товарисч Сванидзе, есть такое правило: если лжец изрекает, казалось бы, сущую истину, он всё равно лжет!

Козлобородый собеседник резко остановился, спросил обиженно, дрожа губами:

— Почему вы считаете меня лжецом? Кто вам дал такое право?

— Не только лжецом, а самим Отцом лжи! И вся ваша страна, это огромная, сплошная ложь! Нет…, — вдруг перебил самого себя Валерий Иванович. — Я не говорю про великий и могучий Советский Союз! Который создавался яростными идейными фанатиками и прекраснодушными мечтателями, готовыми пинками загнать человечество в счастье! И чтобы никто не ушел обиженным… Я говорю про ВАШУ страну, страну потаенную, страну-паразит, которая присосалась к могучему телу Советской России! Страну с приставкой «спец»! Спец-объекты, спец-поликлиники, спец-дома, спец-распределители, спец-школы, спец-черт бы вас всех побрал, всё на свете! И всё в тайне, всё в потёмках… А что в тайне, то всегда как правило оказывается — мерзость.

— М-да…, — задумчиво сказал козлобородый. — Как всё запущено, да что там… Всё еще хуже! Я-то думал, что вы просто враг Советской власти… Это-то ничего, это допустимо! Мы таких врагов охотно используем! Даже за бесплатно! Да что там! Сотни белогвардейцев последнюю рубаху бы сняли, чтобы того же Якира расстрелять…

— Не судите по себе. В бою коммуниста шашкой срубить, это же милое дело! Кто же против? А вот безоружного расстреливать… Всегда, знаете ли, у нас приходилось желающих до-о-олгонько искать! (Некоторая, вполне простимая, идеализация белогвардейцев.)