Борис Воробьев - Шествие динозавров

Васса закашлялась и потушила сигарету о блюдце.

— Я хотела разобраться. Абсурдность идеи была видна невооруженным, что называется, глазом. Во всяком случае мне она была видна. Для начала нужно было понравиться Юзу.

— Какому Юзу? — удивилась Мария.

Собеседница удивилась в свою очередь.

— Вы не знаете Юза?

— Да нет же!

— Но разве не он принимал вас на работу?

— Нет…

— Странно. Я думала, что в нашем регионе этим занимается только он. Ну, как вам объяснить? Юз, видимо, один из организаторов этого бреда. Я решила понять, зачем им все это нужно, а чтобы понять, надо внедриться туда.

— Шпионские страсти, — задумчиво проговорила Мария. На кухне зашумел чайник, она вышла из комнаты и вернулась с пустыми руками, словно забыв, что предлагала гостье чаю.

— Ну, и что же вы? — напомнила Мария, вновь усаживаясь на стул.

— А я действовала по системе Станиславского. Я заставила себя поверить в то, что сочувствую этой идее, что мечтаю посвятить себя… и так далее. Нет, ну вы представьте себе ситуацию, представьте на минуту. Вот перед вами существо, облаченное властью, вот у него идея, громадная, как дом. Дом этот даже привлекателен снаружи, но войдите в подъезд — там вонь, а на всех этажах монстры. И вот они хотят этот дом надстраивать, расширять. А вы одна понимаете. И что делать? Что?

— Идти на стройку?

— Вам почему-то смешно… Может быть, и на стройку, но лишь для того, чтобы заложить взрывчатку.

— Однако вы работаете там вот уже несколько лет.

— Я не должна себя выдать пока что.

— Лучший вид конспирации — бездеятельность.

— О, — Васса двинула бровью, — вы уже даете мне советы? — И замолчала.

Молчала и Мария.

— Всхлипнул телефон и разразился длинным междугородным звонком.

— Странно… — Мария подняла трубку.

— Богиня! — прозвучало там. — Прекраснейшая из женщин, не осмеливаюсь сказать о просьбе своей, по величине равняющейся…

— Кто это говорит? — раздраженно отозвалась Мария.

— О, я сам виноват! Сам! С того памятного дня, как вы вошли в мою жизнь, не удосужился позвонить.

— Прекратите хулиганить, — Мария собиралась положить трубку.

— Еще одну секунду! Лишь одну! Я заходил к вам со своей собачкой. Помните!

— А-а. Трудно забыть.

— Вспомнили! Вспомнили! — возликовал Юрий Павлович Пушкин. — И стихи мои помните?

— Послушайте, я занята. У меня человек.

— Вот как… — закручинился Юрий Павлович. — Человек у вас… А может быть, я несколько оживлю ваш дуэт? Третьим лишним, знакомая роль, а?

— Нет уж, избавьте. Надеюсь, ваш пес вас больше не валяет.

— О, если дело в этом, нет-нет. Он вырос и поумнел.

— Еще вырос?

— А без собаки можно?

— Вы что, ребенок? Счастливо оставаться и больше не звоните.

Мария, не глядя, бросила трубку и повернулась к Вассе. Та была бледна и сидела очень прямо.

— Кто это был?

— Так, один чудак. Якобы поэт. Случайный знакомый. Хотел зайти.

— Зайти? А звонок междугородный. Поэт… — Васса снова откинулась на жестковатую спинку кресла. — Так вот о поэтах. Мне кажется, я уже достаточно сказала вам, чтобы рассчитывать и на вашу откровенность. Насчет того разговора… Помните?

— Какая вы. Решились прийти ко мне, но не решились выслушать того мужчину. Впрочем, понимаю. Если бы в конце рабочего дня вас вдруг послали на энцефалограмму…

— А по закону подлости послали бы именно меня, — подхватила Васса. — Утаить же то, что произошло только что, очень трудно.

— Но скажите хотя бы, почему этот мужчина вас так интересует. Возлюбленный ваш? Но тогда я вам сочувствую. О вас он не говорил ни слова.

Васса встала. Подошла к окну.

— Это был мой брат. После того разговора он покончил с собой.

— Простите. Ради Бога, простите меня.

— За что же? Надеюсь, вы не поскупились на сочувствие?

— Послушайте, Васса. Я вот о чем думаю. А вдруг за всеми нами следят или вдруг в квартире прослушивание?

— Вряд ли. Нас слишком много. Кроме того, почти все, что можно, они вытягивают из нас на работе.

— И все-таки… — Мария посмотрела на медленно темнеющее окно, потом на часы. — Все-таки лучше нам продолжить на улице. Но имейте в виду, ничего криминального, даже просто интересного я вам не сообщу. Не было там ничего такого…

…Прошло минут пятнадцать после того, как за женщинами захлопнулась дверь. В квартире медленно темнело. На улице собирался дождь. Во входной двери осторожно, но настойчиво заворочался ключ. Дверь приотворилась, и в прихожую протиснулся Юрий Павлович Пушкин, Он, не задерживаясь в прихожей, прошел в комнату и быстро, по-собачьи, обнюхал воздух. «Мужик тут был, что ли?» Потом он взял блюдце, в котором лежал сплюснутый окурок, близко поднес его к глазам и обнаружил колечко помады на мундштуке: «Нет, баба. И очень, очень жаль. Придется…» Он постоял некоторое время, как бы вычисляя что-то, а затем открыл шкаф и, не суетясь, запустил прямую руку с растопыренными пальцами на полку под белье, словно зондируя платяные внутренности. Через секунду он уже извлек из-под аккуратной стопки полотенец красивое кожаное портмоне и положил во внутренний карман своего пиджака. Перед тем как уйти, заглянул на кухню и вышел оттуда с крохотным записывающим устройством в руке. В прихожей незваный гость включил свет и, любуясь своим отражением в зеркале, весело погрозил ему пальцем: