Борис Воробьев - Шествие динозавров

Наконец, наполнив Колино ведерко лишь на три четверти, продавщица захлопнула окошко и, когда ропот очереди поутих, объявила через стекло, что пива больше нет.

— Вот так, товарищи, выходя из задумчивости, — печально произнес Евгений Иосифович. — Так и живем. И деньги есть, и купить нечего.

Если бы Евгений Иосифович принялся грязно ругаться, стучать сандалией в дверь ларька или делать что-то в этом роде, Коля, подхватив ведерко с пивом, несомненно, отправился бы домой. Но столь сдержанно проявившееся отчаяние растрогало инженера, и он пригласил БИЧа зайти к нему в гости и выпить по кружечке.

Стараясь не засуетиться и тем самым не спугнуть удачу, Евгений Иосифович выдержал приличествующую случаю паузу и согласился ненадолго зайти к Коле.

Войдя в комнату несколько впереди гостя, Коля быстренько сгреб со стульев и покидал в шкаф кое-какие носильные вещи, что-то собрал со стола, что-то задвинул ногой под диван, накрыл расхристанную кровать розовым одеялом в довольно свежем пододеяльнике и поставил на стол два стакана с многочисленным дактилоскопическим материалом на граненой поверхности.

Евгений Иосифович все это время демонстративно не замечал судорожных Колиных усилий по наведению порядка и рассматривал висящие по стенам репродукции картин известных художников из «Огонька» и рисунки, выполненные тушью и, судя по инициалам в углу, принадлежащие Колиной руке.

— А это кто же такой… э-э-э… странный, — стараясь не обидеть хозяина непониманием, осторожно поинтересовался Евгений Иосифович. — Что это у него с ногами?

— Ну Это так, шутка, — потупился Коля. — «Членистоногое» называется. Вместо ног у него… Понимаете?

— Ну-ну, — задумчиво как-то отозвался Евгений Иосифович и, вежливо улыбнувшись, присел к столу.

Коля плеснул в стаканы. Евгений Иосифович еще раз улыбнулся, затем улыбку согнал, отставив мизинчик, взял стакан и одним неуловимым движением засосал его содержимое. В поступке чувствовался профессионал. Так пить Коля не умел и не любил. Немного выпить, закусить солененьким, покурить, поговорить на пронзительном излете откровенности — такое времяпрепровождение Коля понимал. Процесс же угрюмого накачивания спиртным, результатом которого могла быть, как минимум, головная боль и трясение конечностей наутро, и как максимум, пьяная драка с перемещением в медвытрезвитель, был ему отвратителен. Именно поэтому, пока Коля смаковал свой стаканчик, Евгений Иосифович, отбросив всякие церемонии, пил уже прямо из ведра и, когда на дне ничего не осталось, вдруг почувствовал, что потерял к Коле всяческий интерес. Но пока пиво в ведре еще; не иссякло, Евгений Иосифович, человек в прошлом все-таки интеллигентный, считал своим долгом занимать Колю разговором, и разговор этот был на тему, которая очень интересовала Колю и не только его.

Именно поэтому поздно вечером в квартире красивой Алины появился трезвый, но страшно возбужденный Коля. Алина вернулась совсем недавно. Она ходила воспитывать бывшего мужа, который, на ее взгляд, жил совершенно неправильно. Но поход оказался бесславным. Негодяй притащил какую-то бабу плюгавого вида, которая сидела на купленном на Алинины отпускные кресле и пила что-то (кажется, пиво) из подаренного же Алине на свадьбу хрустального бокала. Лицо ее показалось знакомым.

Алина несколько раз стремительно пересекла комнату, всем своим видом выражая презрение и брезгливость. Бывший муж сидел, опустив глазки, а баба с интересом разглядывала Алину и не тушевалась. Тогда Алина решила больше не деликатничать.

— Ты бы хоть фортку открыл, — сказала она грубым голосом. — Черт знает, чем воняет.

Муж пожал плечами, баба засмеялась. Тогда Алина встала посреди комнаты, подбоченилась и выставила одну ногу, словно собиралась пуститься в пляс.

— Я знала, Игорек, что после нашего развода ты начнешь таскать в дом черт знает кого, потому что никто порядочный на тебя не позарится, — начала она. — Но, во-первых, я не думала, что это произойдет так быстро, а во-вторых, кто это позволил тебе сажать своих, — Алина сделала многозначительную паузу, — в мое кресло? И где ты такую швабру подобрал?

Игорек еще больше опустил глазки, а баба смотрела на Алину так, словно видела перед собой говорящую макаку. Казалось, она готова захлопать в ладоши от восторга. Это не была нормальная человеческая реакция, обидные слова пролетали мимо отвратительной бабы, которая просто не понимала, что ее пытаются оскорбить, и Алина позволила себе поддаться нахлынувшим волнам безумия. Стихия забушевала в малогабаритной квартирке Курабье: летела посуда, раскачивалась люстра, кряхтел паркет, трещали обои… Алина кривлялась, корчила рожи, кажется, даже показала язык. Слезам она, правда, воли не давала, помня о покрывающей ресницы отечественной туши. Кто-то из соседей раздраженно постучал в стенку. Алина стала безумствовать потише, и бывший муж, воспользовавшись передышкой, сказал: