Юлиана Лебединская - Ба-а-арин приехал

И бухнулась на подушки.

Устала она, действительно, до чертиков. «Прибрать комнату» означало вычистить огромный ковер от кошачьей шерсти, непонятно как проникшей в закрытое помещение, выдраить пол, протереть многочисленные полочки с книгами, моделями кораблей и карточными домиками и – самый большой кошмар! – собрать развалившиеся домики. К счастью, тут же, на полке, обнаружилась книга со схемами дурацких домов.

Пока закончила – пора доберманов выгуливать. Старший, Макс, собака как собака, а за младшим, Афоней, пришлось полчаса по полю гоняться. Хорошо хоть в такую рань людей нет, а то оборжались бы с нее. Вернулась, только прилегла, задремала и…

– Дунька! Вставай немедленно! – шикнула экономка. – Барин, коли не застанет тебя в сенях, разгневается дюже. Он не любит лентяек.

– Я Таня. У барина вашего со слухом, наверное, плохо, имени моего не расслышал…

– Молчи, злосчастная! Почует барин – на конюшне выпорет, аки козу сидорову.

И вышла прочь.

Татьяна, проглотив череду ругательств, сползла с кровати, побрела в ванную – к счастью, санузел в «древней усадьбе» имелся вполне цивилизованный. Затем натянула на себя выданное дворецким платье. Оно было ситцевое, черное, длинное и унылое. О переднике и чепчике Татьяна вообще молчала. Позапрошлый век. Впрочем, чему она удивляется?

В сени успела вовремя – машина барыча как раз во двор въехала. Но в чем смысл ее торжественного торчания у входа, так и не поняла. Никита Григорьевич даже взглядом не удостоил – ни ее, ни других барских слуг. Впрочем, Таня этому лишь порадовалась – вид для новых знакомств у нее был совсем неподходящий. Ногти обломались все до единого, кожа на руках пересохла, лицо невыспавшееся, на голове дебильный чепец. А папенькин сынок тот еще франт. Одет с иголочки, по последней моде – и не восемнадцатого века, а родного двадцать первого, волосы уложены, сам пахнет дорогим парфюмом. Даже маникюр имеется.

Григорий Васильевич заключил отпрыска в медвежьи объятья и радостно провозгласил:

– Что я удумал ночью, сын! Через три недели юбилей нашей компании. Помнишь?

– Да, – промямлил полупридушенный сын. – Мы и ресторан уже…

– Какой ресторан? Бал устроим!

Татка-Стар лежала на деревянной тахте. В последнее время в изящном хрустальном тереме завелось подозрительно много деревянного. То стул вдруг объявится, то рама оконная. Теперь – тахта.

Татка-Стар заметно побледнела за последнее время. Как ни старалась она наводить губы алой помадой, они все равно выглядели блекло, как бы настойчиво ни лепила накладные ресницы, те без конца отваливались. В итоге силы Таткины иссякли, и улеглась она на твердую кровать. Только решила вздремнуть, над ухом раздался голос: «Оп-па-а, а эта дверь куда ведет?» И в комнате материализовался франт в пиджаке, на лацкане которого красовался ценник с тремя нулями, усы у негаданного гостя были завиты по последней тараканьей моде, а сам он, казалось, вынырнул из ванны с одеколоном. Одним словом, еще недавно гость составил бы Татке неплохую компанию.

– Хо-о! – гость заметил Татку. – Привет, детка! А ты ничего-о-о.

– Это еще кто? – раздался крик от двери. – А-а, я тебя знаю! Папенькин сыночек, метросексуал расфуфыренный. Кто тебя сюда звал? Не видишь, тут наша территория. Кыш-кыш!

– Па-адумаешь! – фыркнул франт и исчез так же внезапно, как появился.

Татка уставилась на крикунью. Вообще-то, и ее сюда никто не звал. Но вскоре после печального исчезновения Ташки – не вынесла бедняжка высокопарной барской речи – новенькая возникла на пороге терема с таким видом, будто всю жизнь тут прожила. Крылышки гостьи отливали приятным синим цветом, назвалась она незатейливо – Прямо Та. Вела себя относительно тихо, но спокойствие это отдавало штилем перед бурей.

С другой стороны, лучше уж Прямо Та, чем полное одиночество. Ташка развоплотилась, Леди Т уменьшилась до микроскопических размеров и с писком: «Я, дипломированный финансист, должна полы драить пять раз на день!» – забилась в щель под плинтус. Нюша-Круглобок сутки напролет сидела на стуле и молча моргала печальными голодными глазами. По сути, ее пора было переименовывать в Нюшу-Торчащие-Кости.

И вдруг несчастная сладкоежка засучила ноголапками, запрокинула голову и тоненько заскулила:

– Ай-ай-ай! Не могу так больше! Не могу-у-у-у!

– Ай! – Таня, ускоренная мощным пинком, рухнула в стог сена и затравленно оглянулась.