Андрей Бельтюков - Секта

Но света все равно было недостаточно. Сейчас Холлмен видел, что перед ним достаточно молодой человек — не более тридцати пяти. Скорее всего, блондин, но это все, что можно было утверждать с уверенностью. Лучше всего были видны дорогие туфли, на которых блестели капли растаявшего снега.

"Мало света".

На мгновение Холлмен оторвал взгляд от стоявшей перед ним фигуры и посмотрел налево, в верхний угол своего кабинета. Потом глаза констебля, покрасневшие от долгих часов за машинкой, опять уставились на вошедшего.

— Я сказал: проходи… — Незаконченная фраза повисла в тишине офиса. Что-то изменилось. Что-то изменилось за ту секунду, когда посетитель был вне поля зрения. Причем столь неуловимо, что Холлмен не сразу оценил ситуацию.

Она действительно поменялась — притом наихудшим образом. Поза посетителя оставалась прежней, однако в правой руке его был пистолет и ствол смотрел прямо в грудь Холлмену.

Навыки полицейского сработали мгновенно: в девяти из десяти случаев они могли спасти ему жизнь.

Он стремительно пригнулся, практически падая с кресла. Свой револьвер он уже держал в руке. Он действовал быстро — и все же недостаточно быстро. В тесном помещении звук выстрела прозвучал удивительно тихо и вязко.

Предвосхищая действия копа — словно он знал их заранее, — мужчина в серой куртке опустил ствол своего "люгера" ниже и нажал спуск. От вертикальной доски письменного стола Холлмена отлетела длинная щепка, обнажившая светлую узкую полосу, похожую на хирургический разрез. В доске появилась дыра; еще одно 255 отверстие, гораздо крупнее, образовалось в животе констебля. Боли не было — только страшной силы удар, потрясший все его тело.

Револьвер выпал из пальцев. В отчаянной попытке Холлмен, каким-то чудом не потерявший сознания, потянулся к оружию, и тогда оказалось, что у него нет ног. А заодно и всего прочего, что располагается ниже поясницы.

Никаких ощущений. Просто ничего.

Пуля, застрявшая в позвоночном стволе, наполовину парализовала его. Возможно, то было благо — ведь он не чувствовал боли. Затем констебль услышал приближавшиеся шаги: человек, который убивал его сейчас, аккуратно обходил стол.

Подтянувшись на руках, Холлмен перетащил тело вперед на несколько дюймов. Револьвер был совсем рядом. В тот момент, когда констебль сжал в ладони его рукоять, шаги смолкли.

"Сзади. За спиной".

Холлмен понял, что у него нет шансов. Но ему не хотелось умирать, умирать так — уткнувшись в пол лицом, словно загнанная в угол крыса.

Крыса.

Этот образ вдруг ярко и неожиданно вспыхнул в сознании, а затем разлетелся на сверкающие сотни осколков — вместе с кусками его мозга.

Он направлялся прочь из города. Впервые с момента, когда он прибыл в Бакстон, ему было хорошо. Действительно хорошо. И на то имелись все основания.

Он выполнил контракт.

Только что. Теперь его путь лежал на Юг — мимо заснеженных холмов Пенсильвании, мимо лесистых равнин Огайо; он остановится в Луисвилле, затем переночует в Атланте. А дальше — дальше уже Флорида.

И вечерние огни на мачтах в порту, неоновый автограф Юга, размашисто начертанный в ночи. Девушка… смуглая и темноволосая… Она что-то шепчет: по мере того как он входит все глубже в напряженное изогнутое тело, шепот перерастает в крик…

Удивительно знакомый.

Крик этот, едва различимый, слышался и теперь — очень слабый, будто раздавался с луны.

Лангелан свернул с Мейн-стрит и, проехав еще квартал, вновь повернул.

Так он недолго колесил по городу, но это была скорее привычка. Никто не мог следить за ним, никто не знал, где он. Все было хорошо… кроме голоса, который никак не хотел оставить его в покое, который, словно отчаявшись, все повторял что-то снова и снова.

Свистел ноябрьский ветер, разрываемый в клочья черным корпусом его "тандеберда". Стивен покосился на приемник. Огни на его панели были темны, словно глаза мертвой птицы. Он мог бы отмахнуться от этого странного голоса, еле слышного, — да и был ли тот звук действительно голосом?

Скорее всего, он так бы и сделал. Скорее всего… Но то особое, врожденное чувство, которому он привык подчиняться не размышляя, вдруг напомнило о себе, хотя и значительно слабее, чем обычно. Гораздо слабее.

И тем не менее оно пробудилось, — словно стая серых гусей взмыла с клекотом над стенами спящего города.

Его ангел-хранитель. Возможно, такое сравнение было кощунственным, учитывая семьдесят три успешных ликвидации, — но сам он так не считал. Он просто знал о его существовании и привык слепо, без колебаний подчиняться, — так искушенный игрок бросает карты, когда сама Фортуна, казалось бы, направляет его руку. Это необъяснимо, но он чувствует, что как раз сейчас, в этот самый момент она отошла от него, ступая легко и неслышно.