Николай Шагурин: Рубиновая звезда (Сборник)

Миллиардер вяло покачал головой.

— Все это… ерунда… эти сиропы… Дайте, — он умоляюще взглянул на «современного Фауста», — дайте вашего… лекарства, Дан…

— Стоит ли? — поморщился Дан.

— Да… я хочу…

— Смотрите. Я предупреждал вас! Вы потом будете чувствовать себя еще хуже.

— Все равно… я прошу, Дан… полчаса жизни…

Дан достал из кармана плоский футляр, в котором находились шприц и хрустальный флакон с опаловой жидкостью. Состав этого лекарства был известен ему одному. Наполнив шприц, он обнажил дряблую, безжизненную руку пациента и сделал впрыскивание.

Снадобье тотчас произвело магическое действие. Взгляд Дюрана ожил, стан выпрямился, руки перестали трястись. Он отложил слуховой прибор и уже не шамкал.

— Неужели же у вашей науки нет средств вернуть мне не двадцать минут, а двадцать лет жизни? — заговорил Дюран, со злобой глядя на Дана. — Внешне все готовы разбиться в лепешку ради любой моей прихоти. А в мыслях ждут — не дождутся моего конца. Еще бы! Старый Дюран оставит после себя большую кость, будет что погрызть! Кажется, только одна категория людей не жаждет моей смерти: я говорю о врачах, о наших замечательных врачах, которые заинтересованы, чтобы агония длилась подальше. Ведь за каждую глубокомысленную мину, которую они корчат у меня на консилиумах, они получают изрядные куши!…

Дюран, выпалив эту ожесточенную тираду, с трудом перевел дух.

— Да и вас, Дан, я не знаю, за каким чортом держу в своих медицинских советниках. За что плачу я вам бешеные деньги? За ваше дьявольское зелье, двадцать минут действия, которого вырывают два месяца из последних немногих крох бытия, еще отпущенных мне?… Кому вы можете помочь? Разве только человеку, которому надоело жить…

— Вы попали в цель, шеф! — вставил Фрэнк тоном, в котором звучала едва уловимая издевка. — Если кому — либо понадобится распрощаться с жизнью, то лучше нашего уважаемого профессора никто не сумеет отправить человека на тот свет «большой скоростью».

Профессор Дан Кэссел обладал обширными познаниями в медицине, особенно в области микробиологии, Вместе с тем он претендовал и на славу мыслителя. Недавняя его книга наделала много шуму.

Книга профессора, социально — экономический и философский этюд, называлась крикливо: «Слишком много людей».

Все беды и неурядицы современности автор объяснял слишком большим числом «лишних ртов» (из числа трудящихся, конечно) и взывал к древней троице — голоду, болезням, войне.

Нового, собственно, в этой книге ничего не было: все те же назойливые рассуждения на тему об убывающем плодородии земли, жульнические выкладки, подтверждающие якобы перенаселенность земного шара, винегрет из неомальтузианских бредней и гитлеровской «Майн кампф».

Ученый холоп доллара не только проповедовал. Он уже много лет искал то, что возвел в своей книге в степень мечты. Он искал средство, с помощью которого можно было бы истреблять людей как можно быстрее и дешевле. Словом, «профессор» Кэссел вместе с рычагом «дипломатии плаща и кинжала», каким являлся Фрэнк, и их боссом Дюраном составляли законченный ансамбль.

Дюрану все же хотелось сейчас хоть чем-нибудь уязвить Кэссела.

— Скажите прямо: ваша наука не знает способов помочь мне? — настойчиво повторил он.

— Вы хотите сказать « наша наука »? — хладнокровно отпарировал Кэссел. — Действительно, все усилия нашей науки давно направлены в противоположную сторону. И вам это известно так хорошо, как никому другому.

Но Дюран не унимался. Его бесило самодовольство профессора, которое он расценивал, как равнодушие к своей судьбе.

— Я все же хочу знать, — сварливо сказал Дюран, — куда девались два миллиона, которые, я пожертвовал на ваш бактериологический институт?

— Вы не правы, шеф, — вмешался Фрэнк. — Эти миллионы не пропали даром, — Последние достижения Кэссела оценены нашими авторитетами очень высоко. Еще немного — и он сделает смерть быстрой, легкой и доступной для самых широких масс. Его «Летамин К» будет настигать свои жертвы молниеносно… Рабочих — за их станками, пахарей — за их плугами, студентов — за их учебниками, старух — за их молитвами, детей — в их колыбелях… Это будет подлинное благодеяние для человечества…

— Хватит, Фрэнк! — прохрипел взбешенный Дюран. — Поймите, что речь идет не о человечестве, провались оно в преисподнюю, а обо мне лично. А это — две совершенно разные вещи!

Кэссел понял, что дальше перегибать палку рискованно. Он даже сделал в сторону Фрэнка укоризненный жест.