Артём Горохов - Вирус

Витрины супермаркетов, магазинов и аптек, предусмотрительно закрытые хозяевами были разбиты. Внутри царил полный разгром. Практически все полки были пусты. Товары, которые не забрали люди, были разбросаны по полу. Здесь успели похозяйничать и животные.

Кое-где на улицах стояли брошенные машины с открытыми дверьми, многие из них были помяты – видимо были брошены хозяевами на пути «Валькирий». Однако везде, кроме одного проулка, мне удалось проехать без труда. Несмотря на все катаклизмы, я старался ехать аккуратно, чтобы не помять и не поцарапать свою машину.

Через десять минут пути показались дома, опалённые недавним пожаром. Перед глазами возникли страшные картины. Все здания, без исключения, были повреждены, стены почти везде до основания были покрыты сажей и копотью, стёкла в окнах полопались, рамы выгорели, крыши на деревянных перекрытиях провалились, как и межэтажные перекрытия. Пожар не пожалел ничего: сгорели все деревья, лавочки, мусорные баки и машины. Ехать по этому району было куда сложнее: дорога была засыпана обломками черепицы и шифера, стёклами и головёшками, но другой дороги в центр не было.

Площадь пожара была колоссальной, я ехал квартал за кварталом, и за это время мне на глаза попалось только несколько домов, чудом уцелевших от огня.

При этом нигде не было видно ни одного человека. Город вымер. Оставалась одна надежда – лагерь жизни.

Ещё через несколько минут пути я оказался в т.н. санитарной зоне. Увы, она тоже пострадала от огня. По мере приближения к стадиону, мои надежды таяли на глазах. Здесь всё было также в запустении. Я вырулил на площадь перед стадионом и остановился. Здесь посреди стоянки со сгоревшими машинами стоял пожарный автомобиль. Он был цел, но открытые двери и размотанные шланги свидетельствовали о том, что люди бросили и его.

Большой корпус «А» спортивного комплекса был полностью уничтожен огнём. Правда, сам стадион стоял нетронутый. Я выглянул из машины, пытаясь понять, начался ли пожар здесь и уже потом перекинулся на соседние кварталы, либо он шёл сюда с запада, и пожарным удалось остановить его здесь.

Подъехав ближе к блоку «А», я вышел из машины и осмотрелся. Ничто не говорило о том, что здесь установлен лагерь выживших. Было тихо, как у меня дома, только лёгкий ветерок нарушал общее безмолвие. «Хорошо, что есть хоть ветерок! – подумал я. – Всё не Лангольеры!»

Главный вход в здание был повреждён, так что я зашёл внутрь с торца. Ни души. В воздухе стоял запах гари. «Эй! – позвал я. – Есть кто живой?». В коридорах на полу валялись упаковки из-под лекарств, бинты, мусор, стояли медицинские кушетки и кресла-каталки.

Видимо на первом этаже были оборудованы процедурные комнаты и кабинеты для персонала. Здесь не было ни души. «Люди!» – кричал я уже во весь голос. Никто не отзывался. Идти в сгоревшую часть здания смысла не было. Вместо этого, найдя лестницу, я стал подниматься наверх. На втором этаже были жилые комнатки. Здесь стоял смрад, который не перебивала даже гарь. В коридоре, прямо возле лестницы лежал труп женщины в белом халате. Я прикрыл нос и рот платком, в животе похолодело. Нет, она не умерла от ожогов или удушья. Её измождённое тело лежало возле сестринского поста, который она не покинула до самой смерти. Тут я перестал кричать, уже опасаясь того, что кто-то отзовётся. В каждой из комнат меня ждал ужаснейший «сюрприз» – мёртвые пациенты. Несчастные лежали на кушетках, на полу – везде. Я быстро вернулся к лестнице и, сделав две шага наверх, остановился. «Есть кто-нибудь живой?» – крикнул я, сложив ладони рупором. Мой крик эхом отозвался на пустых этажах здания. Я бегом вернулся вниз и стал обшаривать все кабинеты врачей в поисках заветной склянки с надписью «Панацея».

Здесь лежало два трупа в белых халатах и размороженный холодильник, в котором было две коробки с ампулами без надписей. В шкафу со стеклянными дверцами было ещё с десяток лекарств, названия которых я раньше не слышал. Как их принимать, было не понятно. Впрочем, если даже все медики были мертвы, значит, лекарства в холодильнике и шкафу были бесполезны.

Обессиленный и обречённый, я вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха. Мне не хватало кислорода, я задыхался, из груди рвался звериный крик, рёв, но я только побрёл к своей машине.

Что мне было делать больному в пустом, обесточенном, наполовину сгоревшем городе? Если даже в санитарной зоне все отдали Богу душу, то в остальной части – и подавно!