Анатолий Агарков - Путь к себе. Кружит по миру дух, по телу кружит кровь

– Хватит вам спорить, – Галина, поймав кайф, передала бутылочку и подсела к Суданскому.

Виктор Петрович решил: кутить, так кутить – один раз живём, и пошёл напролом:

– Милая Галя, с той первой минуты, как увидел, я полюбил вас, и теперь признаюсь в этом.

– Слышишь, чмо, как надо объясняться девушке в любви? А ты – Галка, я тебя хочу. Учись – на будущее пригодится.

Задира Андрей только сплюнул в сердцах и промолчал.

– Ну-ну, продолжай, – девушка положила Суданскому голову на плечо.

Виктор Петрович нежно погладил её волосы:

– Быть может, я стар для вас, или от меня дурно пахнет, но сердцу не прикажешь.

– Чудак, ох, чудак, – девушка тесней прижалась к нему и ткнулась носом меж бортами пиджака. – Какой чудак! Чем ты можешь пахнуть? Потом? Я люблю запах мужского пота. Он меня заводит.

Она сунула маленькую сухую ладошку под рубашку и погладила его живот.

– Вспотел, – она подняла руку над головой и не заметила, что ладошка окрасилась.

Суданский поймал её руку и сунул под пиджак.

– Знаешь, отчего кровь красная, а не бесцветная? Чтобы страшно было проливать её. Была б она синенькой или жёлтенькой – не так боялись, легче шли бы на убийство.

Она прижалась к его груди лицом и спросила:

– Тебе сколько лет?

– Пятьдесят, а может, все семьдесят, – печально сказал Виктор Петрович.

– Семьдесят? Ну, ты врать-то горазд шибко, – расстроилась было Галка, но тут же задорно тряхнула кудрями. – Пусть семьдесят! Это даже пикантно. Кому скажу – не поверят. Девчонки в общаге помрут от зависти. Миленький, ты меня хочешь?

– Девочка дорогая, я понимаю, что тебе не пара, но сердцу не прикажешь…

– Ты погоди про сердце: я о другом. Ты меня хочешь? Ну-ка, посмотрим, – девушка попыталась расстегнуть Суданскому штаны, но Виктор Петрович поймал её руку и удержал от опасного эксперимента.

– Разочаруешься, – шепнул он ей на ухо.

– Нет, – шепнула она и погладила ширинку его брюк. – Я тебя вылечу.

Галина легла на лавке, примостив голову на его коленях, млея от «кайфа», не сводя с Суданского нежного взгляда.

– Поцелуй меня, – она капризно надула губы.

Он не без труда склонился и чмокнул её в лоб.

– Сподобилась! – насупилась Галина. – Как старый дед внучку. Ещё отшлёпай и домой отправь. Ты поцелуй страстно, как любишь…. Докажи, что любишь. Докажешь – я твоя.

Голова девушки всё больше тяжелела, а фразы давались с трудом. Суданский не решился целовать её в губы, а положил ладонь на упругую грудь и чуть придавил.

Галка глубоко вздохнула и закрыла глаза:

– Кайф!

Компания, в которой – надо было раньше сказать – было три девицы и двое парней, нанюхавшись бензину, постепенно уходила в прострацию. Поймав кайф, они не пели, не плясали, словом, не резвились, а тихонько отрешались от окружающего мира, самоуглубляясь, наслаждаясь душевным состоянием, отыскивая в глубинах сознания россыпи алмазов и драгоценных камней. Об этих удивительных открытиях окружающий мир узнавал по тихим редким бессознательным возгласом или быстрому-быстрому невнятному бормотанию, заканчивающемуся тяжёлым вздохом разочарования.

Прошло немало времени.

Подъехал милицейский «уазик», из него вылезли трое.

– Ну, так и есть, опять эта шпана здесь! Бей их, Коля, по головам, один хрен за эту мразь ничего не будет.

Ночь взорвалась хрястом ударов, топотом ног, воплями, матом, визгами девчат.

Хрипел и рвался под тяжестью чужого тела Виктор Георгиевич:

– Трупак, Андрюха, помогите! У, падла ментовская! А-а-а!

Галка очнулась и порхнула с лавки в темноту. Узкий луч света упёрся в Суданского.

– Тут мужик какой-то, Колян. Глянь-ка. Ой, мать твою…. Никак покойник?

Суданский представил, как выглядит его лицо в свете фонарика. Для пущего страха он настежь распахнул глаза, повращал зрачками и оскалился.

Рука, державшая фонарик, крупно задрожала.

– Ой, Ко-ля….

Послышались шаги.

– Что тут у тебя?

– Сам смотри.

Вся эта сцена доставила Суданскому огромное наслаждение, и он решил продолжить игру. С сухим треском рвущейся материи лишил себя уха, отправил в рот, пожевал и проглотил. Сунул туда же палец и отгрыз с него мякоть, белой костяшкой поманил к себе обалдевших от страха блюстителей порядка.

– Мамочки, – пролепетал один, а другой упал на колени так стремительно и профессионально, будто век этому учился, и заверещал что-то бестолково, непонятно, налицо являя все признаки сошедшего с ума человека.

Ни слова не сказав, Суданский обшарил карманы двух остолбеневших милиционеров, изъял бумажники, часы, дубинки и фонарик. Оружия не нашлось.