Олег Виноградов - Проповедь

– Как зовут-то тебя? – спросила женщина на пороге.

– Маришка, – произнесла Мария, отчего-то вспомнив то имя, которым ее дома называла мама.

– Стало быть, – поправила хозяйка, оценивая ее строгим взглядом, – Мария. И меня Мария. Мария Ивановна, так величай, а тебе, если хочешь, буду говорить Маришка.

Она поселилась в маленькой узкой комнате с кроватью, столом и множеством книг, аккуратно расставленных в шкафах на полках и прямо на полу. Первое время все попытки Марии Ивановны поговорить с Маришкой наталкивались на немую стену. Маришка не произносила ни единого слова, только махала головой, если «да» или «нет». Она упрямо молчала, и хозяйка, со свойственным мудрым женщинам тактом, подозревая, что девушка пережила тяжелый стресс, стала разговаривать с ней, как сама с собой. Она приходила в комнату Маришки и как бы невзначай рассказывала о себе, рассуждала о новостях, а то и жаловалась на мелкие неурядицы.

Так Маришка узнала, что живут они в поселке Рыкань около Воронежа, Мария Ивановна работает учительницей в школе, а ее сын Тимофей учится в Москве. Может, и учится, но Маришка-то знала, кто такой Тимофей, но, если бы и захотела говорить, все равно бы не рассказала, чем действительно он занимается в этой самой Москве.

Проходили месяцы. На улицу Маришка не выходила и, не находя иного занятия, стала читать книги. Вначале детские, потом ее увлекли приключения и романы. И вот однажды, когда для чтения она брала уже все книги подряд, без разбору, ей попался роман Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Книга ее поразила, она несколько дней перечитывала заложенные страницы, а потом, глядя на расцветавшую сирень, долго сидела у окна и думала о чем-то для себя важном.

В один из таких дней скрипнула дверь и в комнату вошла Мария Ивановна.

– Тимофей приезжал, – сообщила она с порога, – с тобой видеться не захотел, спешил очень, деньги мне привез и на тебя оставил, хоть ты мне и не в тягость, ешь совсем немного и за собой сама убираешься. Да, вот и вещички твои привез.

С этими словами она поставила посреди комнаты чемодан папы Вана и уже изрядно потертый магнитофон. Маришка бросила мимолетный взгляд на вещи, а потом, исподлобья глядя на хозяйку, впервые заговорила:

– Мария Ивановна, можно, я вас буду мамой называть?

В этот момент приоткрылась ее душа, и впервые за многие годы ей самой стало видно, что там происходит.

Удивленная тем, что девушка начала разговор, Мария Ивановна, глядя на ее просящий взгляд, согласилась.

– Можно, Маришка, можно.

– Можно, мама Мария? – все еще исподлобья, глядя виновато, спросила Маришка.

– Можно, если тебе так легче.

Девушка перенесла взгляд на книгу Гарсиа Маркеса и, показывая на нее, спросила:

– О чем эта книга?

Мария Ивановна прищурилась и прочитала название вслух:

– «Сто лет одиночества», – затем перевернула несколько страниц и, как бы вспомнив, о чем книга, объяснила: – Этот роман про одиночество. Все герои были одинокие, и город, в котором они жили, тоже был одинок.

– Почему?

– Потому что никто никого не любил. Если не любить, обязательно наступает одиночество.

– А вы одинокая, мама Мария? – внезапно спросила Маришка.

– Я? – усмехнулась Мария Ивановна. – Я – нет. Хоть живу одна, у меня есть сын, которого я люблю. Школа. Я люблю своих учеников, да и к тебе мое сердце открылось. Нет, я не одинокая.

– А я? – грустно вздохнула Маришка. – Я одинокая, никого не люблю и даже школу не закончила.

Мария Ивановна подавила в себе желание о чем-то у Маришки выспрашивать и, понимая, что еще не настало время, что все душевные разговоры еще впереди, сказала только:

– Ну, не сетуй, не сетуй, а со школой мы что-нибудь придумаем, – и, желая закрепить возникший контакт, веселым тоном попросила:

– Пойдем кушать. Я вареники приготовила. Тимофей не захотел, как всегда, спешил, а мы попируем.

При имени Тимофей Маришка одернулась, бросила злой взгляд на чемодан и кивком головы согласилась поесть вместе с хозяйкой.

После молчаливого ужина варениками Маришка вернулась в свою комнату. На полу стояли ее вещи. Магнитофон она отставила подальше, а чемодан открыла. Внутри все было так, как она оставила. Никто не рылся. В московской квартире в шкафу оставались еще какие-то вещи, но спасибо, что хоть чемодан вернули. В углу под тряпками она нащупала шкатулку с деньгами и украшениями, ее накоплением за годы «тяжелой» работы. Перетянутую резинкой толстую пачку долларов, весь заработок за годы проституции, она с отвращением, но аккуратно приложила тряпками. Сгребла в руку и достала из шкатулки увесистую горсть драгоценностей. Змейка на запястье, две золотые цепочки, бусы из натурального жемчуга, несколько кулонов, зодиак с рыбами, кольца, сережки… Она потянула за свисавшую цепочку и вытащила из шкатулки тот самый крест. Взяла в руки, рассмотрела. Крест крестом, но необычной формы. В центре квадрат, а по углам – как треугольники. Увесистый.