Завтрака — 10 часов и миллионы лет назад: резной столик, крытый на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный официант, наливающий легкое, как перышко, вино из замороженной и обернутой в салфетку бутылки, деликатесные ломтики ветчины со специями, пшеничный пирог со взбитыми сливками, тоненькая, как бумага, фарфоровая чашка черного кофе…
— Эй, ты! — загремел глубокий голос из другого конца комнаты, вдребезги разбивая сладострастные воспоминания О’Лири.
Он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, к кому это так грубо обращаются, и увидел двух высоких мужчин в голубых, отделанных болотом сюртуках, белых бриджах до колен, туфлях с пряжками и треугольных шляпах. Мужчины уставились на него от дверей таверны.
— Точно, это он, — сказал маленький, хватаясь за эфес своей шпаги, — Ох, это надо же, всю неделю за ним гонялись, а теперь награда наша, вся ваша, Снардли, только не упусти его.
Шпага со свистом вылетела из ножен. Ее владелец помахал ею О’Лири.
— Ну-ка, не двигайся с места, приятель, — сказал он стальным голосом. — Мы тебя арестуем именем герцога!
Второй мужчина в форме вынул из-за пояса длинноствольный пистолет, который почему-то ассоциировался со сценическими ковбоями, и небрежно направил его в голову О’Лири.
— Ну, мерзавец, сам пойдешь, или тебя подстрелить, как сопротивляющегося аресту?
— Вам, должно быть, нужен какой-нибудь другой мерзавец, — нетерпеливо ответил Лафайет. — Я только что прибыл сюда, и у меня не было времени нарушить ваши законы — разве что у вас есть закон, по которому нельзя дышать.
— Пока еще нет, но это мысль. Ты только посмотри, какой ты умный.
Держащий шпагу легонько кольнул Лафайета.
— Уж лучше пойдем по-хорошему, мы с Иоквелом получим одинаковое вознаграждение, что за живого, что за мертвого.
— Я своими глазами видел, что ты сделал с моими двумя приятелями, которые тоже хотели тебя арестовать, — предупредил его Иоквел. — У меня так и чешутся руки посчитаться с тобой за это, — он снял пистолет с предохранителя, и раздался зловещий щелчок.
— Да вы с ума сошли! — запротестовал О’Лири, — Я никогда не был до сих пор в этой богом забытой трущобе!
— Скажи об этом герцогу Родольфо!
Шпага еще раз больно кольнула Лафайета.
— Ишь ты, ну-ка, лапки, приятель. Ничего, ничего, нам недалеко идти.
Поднимаясь на ноги, О’Лири посмотрел в сторону женского туалета: дверь была закрыта, внутри все было тихо. Хозяин таверны, избегая смотреть ему в глаза, стоял за стойкой бара, начищая хрустальные фужеры. Лафайету все-таки удалось поймать его взгляд, и он послал глазами сигнал. Хозяин моргнул и сделал движение, как бы от дурного глаза.
— Вы делаете большую ошибку, ребята, — сказал Лафайет, в то время как острие шпаги помогало ему идти к двери. — Может, именно сейчас тот, за кем вы гонитесь, удирает со всех ног. Вашему шефу это может совсем не понравиться.
— Ты вполне нам подходишь, приятель. А теперь заткнись.
Несколько случайных прохожих с испугом смотрели, как двое полицейских вели О’Лири по узкой мощеной улице, петляющей по городу и ведущей к угрюмой башне, высоко уходящей в небо. Они прошли высокие железные ворота, охраняемые двумя часовыми в форме, такой же, как и на патрульных, пересекли большой двор и дошли до деревянной двери, освещаемой двумя фонарями. Дверь открылась в ярко освещенную комнату, степы которой были увешаны плакатами: «ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ». В комнате была деревянная скамья и стол, на котором грудой лежали какие-то пыльные бумаги.
— Гляди-ка, кто нам попался, — сказал высокий мужчина с желтоватым лицом, беря в руку гусиное перо и придвигая к себе чистый бланк. — Тоже мне умница. Ты сделал ошибку, вернувшись сюда.
— Вернувшись ку…
Резкий удар в сипну положил конец возражениям О’Лири. Его схватили за руки и протолкнули сквозь обитую железом дверь, повели по длинному коридору, заканчивающемуся лестничными ступеньками, которые вели вниз, к запаху, совсем как в домике горилл в зоопарке Сент Лу.
— Ох, нет, — запротестовал О’Лири, изо всех сил упираясь пятками. — Только не туда!
— Вот именно, — подтвердил Иоквел его худшие опасения, — До встречи, шут гороховый!
И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вперед, он полупролетел-полупрокатился вниз по ступенькам, свалившись в камеру с низким потолком, освещенную одной единственной высокой свечой. По стенам камеры стояли ряды клеток, из которых на него смотрели волосатые, похожие на звериные, лица. В другой стороне камеры сидел человек шире своего роста.
Читать дальше