Этьен Экзольт - Богиня бессильных

Лежа рядом с женой на нашей кровати, позволявшей мне вытянуться и поперек нее, скинув простынь и глядя на зыбкую белизну потолка, я рассеянно гладил свой член, не надеясь пробудить его и скорее успокаивая мягкую плоть, как делают то с умственно отсталым ребенком, в очередной раз претерпевшим издевательства от детей подобающе смышленых. Пребывая в ласковых сумерках, наблюдая за течениями благовонных разноцветных дымов, исходящих от расставленных по полкам кошачьих фигурок, держащих в лапах пригодные для свечей чаши, я думал о двухголовом. Найти его не составило бы труда. Во всем городе едва ли набралась и сотня тех, у кого было больше одной головы. Если способности палочника и агентства, на которое он работал, позволили обнаружить Ирину по одной только фотографии и предоставленным мной общим сведениям, то столь приметное существо, тем более известное им и стрелявшее в их сотрудника, было бы найдено ими еще быстрее. Дальнейшее подразумевалось мстительным и ломким, но я не видел в нем справедливости и потому рассматривал его лишь в качестве одного из возможных вариантов, пребывающего в конце списка. Гибель палочника от увиденного мной выстрела представлялась мне почти невозможной. Упал он, как был уверен я, от удара, произведенного пулей или шипом, прорвавшей его пальто или же симулировал попадание, избегая тем самым дальнейшей расправы. Стоимость его одежды, составлявшую меньше, чем завтрак в дешевом кафе, я мог с легкостью возместить, если бы то потребовалось. Иного физического вреда никому нанесено не было. Не мог я осуждать и мою жену, имевшую потребность в соитию большую, чем в еде. Она могла провести целый день без пищи, если был он употреблен для совокупления. В иных обстоятельствах, во времена, предшествовавшие оскопительной катастрофе, я был бы полон губительной ненависти и использовал бы все свои знакомства, деньги и силы, совершая месть предполагаемому любовнику. Теперь же, когда она никак не могла получить удовлетворение от меня, обвинять ее в потребностях к наслаждению, было бы глупо с моей стороны. Раздумывая о том, не следует ли нам разойтись, я понял, что не решусь предложить ей это, уверенный в ее немедленном согласии. Именно источник наслаждения прежде всего видели мы друг в друге. Моя способность сохранять твердость плоти на протяжении многих часов, многократно извергая при этом возлюбленное ее влагалищем семя и удерживала нас вместе так долго, несмотря на размолвки, скандалы и всевозможные неприятные происшествия. Только возвращение той моей особенности могло навсегда прекратить похождения моей жены и ее близкое общение с другими мужчинами.

За завтраком на следующее утро, состоявшим из пытавшихся свернуться в раковинную твердость пластинок сыра на подгоревших тостах, я осведомился у нее, как прошел вчерашний вечер.

– У меня была очень тяжелая встреча. – ухмыльнувшись, я порадовался отсутствию лжи, ведь мужчина тот явно весил больше меня.

– Все закончилось успешно? – в этом мне также не приходилось сомневаться.

– Более чем. – опустив взгляд, она впилась маленькими зубками в неподатливый черствый сыр.

Рассматривая ее, сидевшую напротив меня за узким кухонным столиком, позволившую тонкому серому джемперу соскользнуть с правого покатого плеча, я ощутил знобящее желание, опознаваемое как вожделение, но не производящее обычного и достойного эффекта. Нечто должно было быть содеяно с этой женщиной и немедленно, она требовала, взывала к любому направленному по отношению к ней действию, непременно насильственному, отягчающее – плотскому, причиняющему страдания и слезы. За невозможностью совокупиться с ней, не беспокоясь о ее желаниях и ощущениях, мне оставалось только ударить ее и левая моя рука, вспомнив свои главенствующие привычки, стала уже сжиматься в кулак, когда взгляд мой напомнил ей о недостатке сил даже для пощечины. Путь на кухню потребовал от меня немалого времени и жене пришлось поддержать меня, когда, оттолкнувшись, перемахнул я от стены на шаткий скрипучий стул. Ни о каком насилии не приходилось и думать. Поразмыслив о том, не следует ли мне хотя бы плюнуть в нее, я счел это неспособным продемонстрировать мое презрение к ней и уменьшить сотрясающее мои руки раздражение. Вернув недоеденный бутерброд на тарелку с синими кошками, кусающими друг друга за хвосты вдоль всего ее края, я прикоснулся кончиками пальцев к ручке чашки, неуверенный, следует ли мне пить кофе. В прошлый раз после пары глотков сердцебиение мое ускорилось до угрожающего инфарктом мельтешения.