Александр Тебеньков - Темна вода во облацех. Научно-фантастический роман

Не торопясь, умылся по пояс, попутно обследовал локтевые сгибы. Точно, четыре дырки, причем одна совсем свежая. И это не считая двух внутримышечных инъекций, которые он точно помнил. Серьезная заявка… Поколебавшись, вытерся полой пижамной куртки – а чего тут перед ними стесняться? – и вышел в палату, подспудно ожидая чего-нибудь новенького.

Так и есть – у входной двери, по-прежнему закрытой, стоял сервировочный столик на колесиках.

– Наконец-то догадались, – чуть брезгливо сказал он. – Учи тут вас хорошим манерам. В приличных местах, например, так положено: напои, накорми, спать уложи – а уж потом разговоры разговаривай.

Ни вилки, ни ножа в этом заведении не полагалось, пришлось управляться ложкой. Обед оказался так себе, хотя съедобен: салатик из свежих огурцов с помидорами, куриный суп-лапша, гуляш с гречкой, четыре приличных ломтя пшеничного хлеба, компот из сухофруктов. Прилагалась даже прохладная бутылка пива «Tuborg» – то ли датского, то ли голландского, Баринов не знал, да и раньше пробовать не доводилось.

Оказывается, он в самом деле проголодался, не оставил на тарелках ни крошки. Пиво, естественно, выпил, а компот лишь пригубил и отставил – сейчас бы пару чашечек черного кофе! И, пожалуй, сигарету…

Но тотчас же накатилась сонливость. Да такая, что он на ватных ногах едва добрался до туалета, а потом буквально рухнул ничком на свою тахту-топчан и мгновенно провалился в сонное беспамятство.

Правда, напоследок успел подумать обрывочно: «Чего они там намешали?.. Эх, потерял-таки бдительность, черт…»

Открыл он глаза в той же палате, только за оконным стеклом на этот раз была темнота. Верхний свет не горел, зато светильник в стене у изголовья давал вполне приличное освещение, можно было бы даже читать. Имелось бы, что.

Сервировочный столик, на который он успел составить использованную посуду, из палаты исчез…

Ха, а что это на столе? Никак, книга?

Он поднял увесистый том и не выдержал, расхохотался во все горло. Не на публику, для себя.

– Ах, Федор Михалыч, Федор Михалыч! – сказал он громко, отсмеявшись вволю. – Писали себе и писали, и не подозревали, насколько буквально будут некоторые воспринимать ваши произведения… Надо же, в психушке подкидывать пациентам «Идиота»!

По зрелому размышлению под душ он решил не лезть – вытереться по-прежнему было нечем, лишь умылся. С неудовольствием пощупал щетину – трехсуточная, никак не иначе. Ну и ладно, примемся отращивать бороду. В студенческие годы такая мыслишка появлялась, но в институте «растительность на морде», как выражался их замдекана, не приветствовалась, да и Лиза возражала. А сейчас – можно. Тем более, предпосылки для этого имеются.

Баринов лег на кушетку, закинул руки за голову. Без подушки неудобно и непривычно… Однако, кто ж его спрашивает? Значит, пока прогнемся под окружающую среду. Хорошо, температура в палате приемлемая, ни одеяла, ни простыни не требуется.

Итак, что имеем в сухом остатке?..

Внешнюю канву событий восстановить нетрудно. Там, на дачной веранде, Шишок выстрелил струей нервнопаралитического газа, а уже в машине ему ввели изрядную дозу спецкоктейля из неведомых препаратов, отключив от действительности.

Возможность кое-что видеть и слышать он получил только в аэропорту «Манас». Здесь в сопровождении молоденькой медсестры и двух санитаров его в инвалидном кресле под видом тяжелобольного погрузили в утренний московский самолет, а в Домодедово прямо на летном поле уже ждала карета «Скорой помощи». Там уложили на носилки и снова вкололи пару кубиков – тоже для полной отключки…

Очнулся он уже здесь, в ведомственной спецодиночке.

Это, так сказать, видимая часть айсберга. На эксцесс исполнителя явно не тянет, значит, было соответствующее указание. Шишок, помнится, проговорился, что у него-де приказ, и он тот приказ выполнит… А вот в чем суть-то этого действа, в чем соль? Чего хотят от него добиться?

Как-то не складывается картинка. Стыковки нет. Цель не пропорциональна средствам.

Подумаешь, отказался работать в определенных структурах над определенными научно-прикладными темами. Подумаешь, не согласился передать «чужому дяде» наработанные материалы экспериментов пусть по очень важной, но все же частной проблеме, представляющей на сегодняшний день исключительно и только академический интерес. Подумаешь, проявил неуважение к личности, которая мнит себя великим ученым, почти гением…