Алексей Бородкин - Робот

Я заскочил. Купил сигареты и пиво, вышел на улицу…

Шел, пересчитывая мелочь – правильно ли мне дали сдачу, – я был уверен, что продавец обмишурил меня на пару монет. На дорогу не смотрел.

Классическая сцена: грузовик (в моём случае молоковоз), закрытый поворот, уставший водитель и зазевавшийся парнишка. Прямо под колёсами. Грузовик ехал слишком быстро и тормозные колодки у него были подношены (я додумываю, пытаясь объяснить произошедшее).

Удар.

…Знаете, мне совсем не было больно. Я увидел луч света, блеснувший на хромированном бампере, визг женщины (до мурашек) и шлепок – меня приложило всей двадцатитонной массой и выплюнуло на обочину.

– А… Роб? – напоминает священник. – Он…

– Попал ли в тот день Дениелс-младший на танцульки? Этого я не узнал. Могу предположить, что нет… а может быть, да – парень очень любил танцевать, к тому же у него было свидание с Лизой Колдсмит. Такие девчонки не прощают прогулов. И на дорогах не валяются… ха-ха! как я! – Шутка получилась смешной. Нет? Во всяком случае, острой на язык.

Мужчина продолжает:

– Очнулся я на мягком – в сарае на куче соломы. Светило солнце, день был в самом разгаре. Ласточки влетали и вылетали в открытое окно, я видел синее небо, след самолёта – белая растекающаяся стрелка. За стеной амбара телилась корова. Я слышал, как она мычит, пытаясь разродиться. Следом услышал, как пискнул новорожденный телёнок. Корова потом долго чесалась о стену боками.

Вечером зашел хозяин, мистер Дениелс, спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что прекрасно. Если не считать, что из всего механического оборудования нормально функционирует только правая рука (плюс). Центральная электронная система имеет повреждения (минус).

Хозяин задумался, сдвинул шляпу на затылок. Потом рассмеялся (он вообще-то был балагур, однажды так расхохотался, что напрудил в сапоги).

Подбодрил меня: "Правая рука, говоришь, работает? Тогда ты можешь… – он сделал несколько фрикционных движений чуть ниже своей талии, – побаловать себя сладеньким. – Замолчал. Потом сказал, обращаясь более к себе, чем ко мне: – Быть может, в твой мозг вставить в газонокосилку? Чтобы добро не пропадало".

Я вежливо отказался от "лестного" предложения, сказал, что у меня есть надежда сделать репайр, в меня заложены обширные функции самовосстановления. В ответ, он попросил не очень-то расстраиваться, если не получится: "Сдохнешь – даже к лучшему. Газонокосилку всё одно починять, а на тебя гарантия вышла, и значит, запчастей не найти. Ты устарел, братишка".

Кроме того, он сказал, что не будет тратить деньги на тупого робота, который побывал под грузовиком по собственной воле: "Не держи меня за дурака, Эд".

Меня зовут Эдгар. Забыл представиться: Эдгар Уитмен.

Исповедующийся делает паузу, переводит дыхание.

Священник ощущает внутри себя волну смущения. Приближает лицо к оконцу, вглядывается сквозь ажурную решётку. Видит обыкновенного пожилого мужчину: бледного, чуть уставшего от жизни, с проседью в волосах. Можно подумать, что у него психическое расстройство… но сумасшедшие не приходят на исповедь в костюмах Бриони, не носят золотых очков и не имеют часов за пятьдесят тысяч долларов.

Кроме того, безумцы вообще-то не любят церковь. Они предпочитают творить собственное правосудие. Отправляют невинных агнцев на Суд Божий с помощью крупнокалиберной штурмовой винтовки.

– Продолжай, сын мой, – нейтрально предлагает священник.

На ужин он немного припоздает (это очевидно): "Не страшно. Зато мне будет, что рассказать. Интересная тема для беседы: безумец на исповеди. За партией в бридж можно будет обсудить… под кружечку бордо".

– За месяц я почти восстановил себя. Больше всего возни было с полировкой корпуса. Я так и не смог выровнять вмятины идеально. Хозяин сказал, что это не страшно:

"Говно вопрос, Эд! Такая херня называется индивидуальностью. У меня череп неправильной формы, тяжелый подбородок и кривые ноги – в этом моя индивидуальность. Я один такой на всём Белом Свете. Роботы похожи друг на друга, как леденцы из баночки монпансье, а люди отличаются. Сечёшь?"

Считая, что это меня успокоит, хозяин ткнул меня кулаком в бок и посоветовал носить одежду: "Ты страшен, как смертный грех! Возьми что-нибудь из тряпья в кладовке. Прикрой свою наготу".

Я выбрал брюки, рубашку и фартук. Особенно гордился подтяжками. Замочки приятно клацали по корпусу, если оттянуть резинку и резко отпустить. Они роднили меня с одеянием.