– Я хочу чтоб вы передали оружие мне. Но наверно вы правы, в глазах ваших людей такой поступок будет выглядеть двусмысленно. Скажите где оно лежит и я возьму сам.
Касаш понимал препираться бессмысленно, пес и так пошел на уступку.
– Войдете внутрь тюрьмы, затем в дверь слева, там в комнате будет металлический шкаф. Он заперт. Ключ нужен?
– Нет, – бросил пес и легко вскочив на четыре лапы устремился к зданию тюрьмы.
Касаш вдруг крикнул ему вслед то что в общем-то не собирался говорить:
– Смотрите не провалитесь в яму. Опять. – И он даже улыбнулся.
Пес остановился и повернув голову, сказал:
– Спасибо за предупреждение. Я же в свою очередь советую вам больше не участвовать в похищение детей и в убийстве невиновных. Иначе в следующий раз для вас все может закончится гораздо хуже.
Кит нашел шкаф в указанном месте. Быстро когтями вырезал замок. На одной из полок он увидел меч в ножнах и небольшую кожаную сумку с длинной лямкой.
Клинок он примагнитил к своему левому плечу, сумку взял в зубы и бросился прочь. Нужно было торопиться. С каждой минутой Элен увозили все дальше и дальше. Он еще не знал где находится этот Акануран, но это он собирался выяснить у Талгаро и Минлу.
Возвращаться к кораблю, который они с Элен угнали из полицейского департамента и посадили на эту планету было бессмысленно. Путь до него занял бы почти двое суток, а гиперлайн, устройство дальней гиперсвязи, было безнадёжно испорчено. Кит, вспомнив как именно это произошло, в очередной раз ощутил потрясение и ошеломление. Использовать обычный радиоканал было бесполезно. Шансы быть услышанными в обозримом будущем ничтожны. Оставалось только сканировать небосвод в ожидании спутникового сигнала от мистера Атинховского или мисс Уэйлер. И конечно же идти по следу Элен и ее похитителей.
33.
Да, она совершила ошибку, когда полетела на эту планету. Большую глупую ошибку. Но что с того, какое это имело значение тогда и сейчас. Она очень любит папу, любит так, что при одной только тени мысли, что она больше никогда его не увидит, ее душа тяжелым камнем падала в черную яму, а сердце разрывалось от отчаяния и тоски. У неё перехватывало дыхание, ей в горло словно вливали раскаленный жидкий металл и внутри всё кипело и пылало, она не могла вздохнуть, она не могла говорить и глаза тонули в слезах. Ну разве может весь этот мир существовать без папы, какой может быть смысл во всей этой Вселенной, если в ней не будет его. И стоило только на несколько секунд позволить этой ужасной мысли приблизиться к реальности как тут же исчезало всё. Сама эта реальность расплывалась и таяла, глаза разъедала соленая влага, а в груди ледяным комом разрасталась глухая пустота. Никого не было ближе и роднее папы. Мама погибла, когда Элен было три года и с тех пор девочка знала только отца. Знала так как наверно не знала даже себя. Каждый его взгляд, каждый изгиб его губ, каждый взлет его бровей, каждое выражение его лица, каждый его запах, каждый его жест, каждое движение и оттенок его ауры были досконально изучены ею, классифицированы, впечатаны в её память. Папа был словно музыкальный автомат, все-все мелодии и песни которого она выучила наизусть и только звучал какой-то аккорд, какое-то короткое чередование нот, она тут же узнавала мелодию и уже напевала её про себя. Этот человек окружал её как воздух, он был мерилом всего вокруг, первоначальной точкой отсчета, от которой строились все системы бытия, основанием, на котором покоилась вся её жизнь. Разве может такой человек исчезнуть, разве можно это вообще представить. Да в тот же миг она задохнется, ухнет в бесконечную пропасть разошедшегося по швам пространства, потеряет все направления и ориентиры.
Элен любила отца. Конечно иногда она и обижалась на него, и сердилась, и раздражалась. Например, когда он отказывался отвечать на какие-нибудь её вопросы, зная что лгать дочери бесполезно, а говорить правду по каким-то причинам ему не хотелось. Не очень ей нравилось и когда он называл её своей мисс Пухляндией, своим Сладким Пончиком, Дирижаблем и Пышечкой, обосновывая это тем, что якобы в младенчестве она была пухлявой толстушкой. Элен обижалась, говорила что на старых видеозаписях она вовсе не толстая, но папа смеялся и утверждал, что это специально выбирали такой удачный ракурс чтобы не расстраивать будущую красотку. Также несколько сомнительным казалось ей обращение "моя маленькая туманность", которое в устах отца звучало вполне ласково, но объяснялось, по его словам, тем что порой она вся такая неопределённая, рассеянная и "туманная". Впрочем затем он трансформировал это в название знаменитых туманностей и Элен стала называться "Голубой Снежок", "Конфета" и изредка "Шикарная", а если папа был не в духе из-за каких-то проделок дочери, то та становилась "Жуком", "Пробкой", "Медузой" или даже "Калебасой". Но сейчас она готова была называться как угодно, лишь бы только это произносил папа. И она вспоминала как летела ему навстречу, прыгала на руки, обнимала за шею и крепко-крепко прижималась к нему. А однажды она обратила внимание что у него сзади на шеи, у самой границы волос две круглых родинки, одна побольше, другая поменьше. Несомненно сам папа и не подозревал о них. Увидев их, Элен тут же вспомнила картинку двойной звезды "Аль-Риша", которую видела буквально накануне на уроке астрономии и с тех пор стала иногда называть отца "мистер Аль-Риша". Папа спрашивал с чего это он вдруг стал "Аль-Риша", на что она загадочно улыбалась и говорила что она кое-что знает про него, но это её тайна.
Читать дальше