Евгений Донтфа - Девочка и пёс

Элен отошла от Хоракса, внимательно глядя на него. Глубоко посаженные светло-карие глаза туру смотрели на девочку. Только сейчас Элен поняла насколько он был истерзан и у нее екнуло сердце. Мех на животе, груди и голове практически весь был сожжен, светло-серая кожа опалилась и обуглилась от страшных ожогов. У девочки заблестели от слез глаза, когда она представила какая жуткая боль мучает туру, видя как пылает его аура в местах телесных повреждений. Его квадратное лицо с тяжелой массивной нижнею челюстью, собачьим черным носом и тонкими коричневыми губами было залито кровью из разбитой головы и липким вином.

Хоракс, видя что девочка чем-то взволнована, раздвинул губы в слабой улыбке и глухим тягучим голосом спросил:

– Ты в порядке?

Элен чувствовала, что готова расплакаться.

– Да, – ответила она, – со мной все хорошо. А вы как?

Хоракс поднял руку и потрогал голову.

– Я упал? Я не помню…

К ним приблизился Мастон Лург.

– На тебя посадили слайву, – без предисловий сказал он. – Что ты последнее помнишь?

Лицо Хоракса исказилось страхом, он поднял глаза на судью.

– Слайву?! Нет! Нет.

Туру, оглядываясь на царящий вокруг разгром, поднялся на ноги. Его взгляд скользнул по лежавшему на столе человеку, затем его рука метнулась к широкому кожаному поясу, поверх шортов.

– Все кошельки пропали, – пробормотал он. – Я играл в кости с Нэйлом. Там была еще его подружка…

Туру замолчал. Осознание темной волной наплывало на него.

Элен видела по его ауре что в нем просыпается гнев, но на этот раз оттенки были другие, на этот раз разум контролировал эмоции.

– Они ушли, – сказала Элен.

Хоракс поглядел на девочку. Внезапно его настрой изменился, он снова был напуган.

– Я… я никого не убил?

Элен отрицательно покачала головой.

– Ранили. Двух мужчин.

Туру снова посмотрел на обнаженного по пояс барона. Старик с черным кольцом, будто почувствовав его взгляд, сказал не поворачиваясь:

– С ним все будет в порядке. Через пару дней будет как новенький. Аристократы они такие, им понимаешь ли нравится жить и они ни за что не хотят умирать.

Хоракс, шокированный и опустошенный, не знал что делать. Он посмотрел на судью, скользнул взглядом по его нашивкам.

– Его имя Нэйл, – сказал он.

Мастон пожал плечами.

– Имя наверняка вымышленное. И куда они направились думаю никому неизвестно.

Сесилия встала со стула и пошла на кухню. Вскоре она вернулась с метлой и совком на длинной ручке и принялась подметать стекла и щепки за стойкой.

Судья, Элен и туру молча смотрели на нее.

– А где сын и жена Хага? – Спросил Мастон Лург.

– Уехали с одним из работников в деревню за продуктами, – ответила молодая кухарка.

– Вовремя, – пробормотал судья.

Элен вдруг направилась к одному из лежавших на боку стульев. Подняла его и поднесла его к стене, где аккуратно поставила спинкой к стене. Затем пошла за следующим.

Судья некоторое время наблюдал за действиями девочки, потом громко сказал:

– Элен, прекрати, пожалуйста. Сядь на стул и посиди. Мы скоро уже поедем.

Девочка продолжила нести стул, который уже взяла. В голосе Мастона Лурга не было приказа, злости или раздражения, это был голос строгого родителя и она ненавидела это. Поставив стул к стене, она из духа противоречия пошла за следующим. Она ждала что судья еще раз потребует от нее прекратить это, более зло и сердито, но тот только молча наблюдал за ней. Она поставила стул, села на него и уставилась в окно. Ветер проникал сквозь разбитые стекла и шевелил сиреневые занавески.

Вернулись Галкут и Роза. Девушка приблизилась к Мастону Лургу и не смея поднять на него глаза, тихо проговорила:

– Господин, мой хозяин просил передать что он очень сожалеет о причинённых вам и вашей племяннице неудобствах.

Мастон молча кивнул, принимая ее слова. Роза быстро отошла, посмотрела на подметавшую Сесилию и начала собирать куски сломанных стульев и столов в одну кучу. Хоракс начал ей помогать.

– Иди проверь все ли готово к отъезду, – приказал судья своему слуге. – Я пока наверх поднимусь, я кажется книгу в комнате забыл.

Элен смотрела как старик, закончив сшивать кожу, осторожно, при помощи Ринна усадил барона и обвязывает его торс полосой белой ткани, отрезанной от одной из простыней.

Голова Феира Арвинга безвольно склонилась на бок. Старик усмехнулся.

– О-о, господин барон, кажется крепко набрался, – весело проговорил он.

Ринн слабо улыбнулся. Ему по-прежнему жутко хотелось чтобы все это скорее прекратилось и он мог бы убраться отсюда. Он мог думать только о большом сапфире, лежавшем во внутреннем кармане его куртки. И ему было, мягко говоря, не по себе держать голые плечи раненного человека, который и был законным владельцем этой драгоценности.