Валерий Сабитов - Оперативный отряд. Книга вторая. Империя-Амаравелла

Все-таки меняться самому! Но в какую сторону? И как? Алкид – хорошо, но он недоступен! Требуется живой образец. И срочно: темное Нечто после короткого затишья вновь принялся за меня. Как-то поздним вечером я примкнул к компании сверстников у дома Макса. Говорили о планах на жизнь. У меня их нет, пришлось молчать и слушать. И тут появился человек, которого я видел впервые. И меня он не знал. Сказав общий привет, он осмотрелся и сразу нацелился на меня. Горящий ненавистью взгляд, велосипедная цепь в правой руке…

– Ты кто такой? – приблизился он ко мне, – Самый умный что ли? Да я тебя…

И без этих слов я понял, в чем дело. Но не знал, как правильно поступить. Напасть самому прежде чем… Или защититься от удара цепью с оттяжкой… Оружие страшное, с легкостью отделяет мясо от кости. Пока я думал, к нему подошел Макс, обнял рукой за плечи, что-то прошептал на ухо и увел в сторону. Макс на моей стороне, против Нечто? Но почему люди совсем незнакомые готовы напасть на меня? Неужели я так отличаюсь от других?

Нежданный сюрприз: Атхар пригласил в свою квартиру. В стороне от жилого отсека, рядом с Энергоцентром, для нас недоступном. До меня здесь никто не бывал.

Просторно: и не понять, сколько комнат. В гостиной освещение такое, будто с потолка светит несколько земных электролампочек с нитью накаливания. Мягкий, желтоватый, теплый свет. Стол в центре, приборы расставлены. Более всего поразила посуда. С виду обычное дерево, но стоит дотронуться, как тарелочки-бокалы играют на поверхности разными цветами. А жидкость, – будь простая вода, – делается радужной. Достаточно тронуть наполненный бокал, как цветные струи оживают, переплетаясь волшебным объемным рисунком…

Атхар улыбнулся:

– Ты удивлен… Чем?

– Ты напомнил мне Линдгрен. Добрую сказочницу Снизу. Волшебницу…

Он взволновался. Где-то в глубине глаз, в уголках губ…

– Ты знаешь Линдгрен?

– Приходится читать то, что выбирает Анвар. Валерий… Линдгрен – сурианка. Она умела находить добрые слова. В ее времена такое давалось легче, чем через сотню-другую лет…

Атхар поднял волшебную чару с жидкой радугой, сделал три мелких глотка. И то ли согласился со мной, то ли…

– Да… Самое худшее – пустота слов. Не лучше – отсутствие слов хороших. Внизу так плохо?

– Там почти никак, – ответил я грустно, заметив, что он переводит разговор в какое-то иное русло, – Никто не хвалит мою «звездочку». В отличие от Графа. Он снова на переломе. Я прошел с ним несколько тяжелых лет. Одни болезни… Каждая сама по себе критична. Он слабее всех сверстников.

Атхар не стал сочувствовать. Да, мои слова для него не новость. Тем не менее, он попросил:

– Расскажи о нем… Не о том, что явно…

Вот как!? Маленький экзамен? Пришлось сосредоточиться, обратившись за помощью к радужному напитку и шоколадке в форме лунного диска. На диске, – моря и кратеры, как в яви. Интересная копия.

– Ты помнишь… Но это важно. Первые одиннадцать лет пропали из его жизни. Не только из памяти. Не он забыл, эти годы стерты. Я пытался понять…. Стерли у него, но и в моей памяти ничего не осталось. А я ведь был рядом с ним, запоминал всё! Мало того, – почищены хранилища Системы. Это как? Я помню, как делился впечатлениями о тех годах с Сухильдой, Горомиром… Но и они начисто забыли. Не могу объяснить.

Моя рука потянулась к бокалу. К чаре… Возможно, мне самому требуется психоаналитическое вмешательство. Но Валерию Внизу подобную услугу оказать не смогу, нет там психоаналитиков. Дикое сообщество. Но Атхар молчит, наблюдая за мной. И я продолжил:

– Характер замкнутый. Объяснимо, – ведь открытость формируется семьей, ближним окружением. А семьи как таковой нет. Формальность… Он сам себе не нравится. Чтобы человек узнал, красив он или хоть симпатичен, ему надо сказать об этом, и не раз. После одиннадцати ему не говорят ничего подобного. Вот и пришлось уйти в мечты, в сказку. А разлад с миром ширится. Быть чужим для всех, особенно для близких, – кто выдержит? Он никому ни на что не жалуется. Ни на боли, ни на обиды. Как отдельная травинка. Порыв ветра, и она гнется, прижимается к почве. Затем выпрямляется. А внешне это почти не проявляется. Вот и считают его как бы «себе на уме». Стойкость воспринимается как невозмутимость. Попытки уйти из этого мира позади. Надеюсь… Но я не могу оградить его от неприятностей! Не получается!

Я почти выкрикнул последние фразы. Атхар улыбнулся. Чему? На столе редкие в нашем меню салаты, жаркое из птицы. Мы к ним и не притронулись. Новый вопрос, уже полегче: